Тарас Бульба – повесть Николая Васильевича Гоголя, идея которой возникла у автора в 1830 году. Написание произведения продолжалось в течение десяти лет. В переделанном автором варианте – двенадцать глав. На протяжении повести рассказывается о том, что происходило во время войны запорожцев с поляками; какие невероятные трудности приходилось испытывать казакам, защищая свою землю, как не сгибались они ни под огнем, ни под мечом, желая остаться верными Отчизне. Только младший сын Тараса Бульбы Андрей оказался предателем и был убит собственным отцом… Подробнее с повестью можно ознакомиться, прочитав краткое содержание.

Меню статьи:

Глава 1

Два сына Тараса Бульбы – Остап и Андрей – после учебы в Киевской бурсе возвращаются домой. Их встречает радостный отец и встревоженная мать. После недолгих приветствий Тарас и старший сын Остап вдруг захотели померяться силами и стали бить друг друга, к большому беспокойству мамы. Наконец, отец оценил силу сына словами: «Да он славно бьется!.. Добрый будет казак!»

Мечта сделать сыновей борцами за родину засела в душе упрямого Тараса Бульбы давно. И он принял решение отправить их на Запорожье. Его не трогают ни слезы матери, и так долго не видевшей Остапа и Андрея, ни то, что они уже столько времени не были дома. «Сыновья должны быть на войне – и точка» – так думает Тарас. В пылу разгоревшихся чувств он внезапно изъявляет желание ехать с ними. Отец и двое молодых казака, к великому горю бедной старушки, уже на следующий день отправляются в путь.

Глава 2

Бурса, где учились Остап и Андрей, не научила их знаниям, но закалила характер. Например, часто избиваемый розгами старший сын стал отличаться твердостью, что приемлемо для казаков, и дорожил товариществом; меньший же учился лучше и умел хотя бы иногда уклоняться от наказания. Кроме жажды подвига, его душе были доступны и другие чувства.

По дороге в Запорожье, сидя на коне, Андрей стал вспоминать первую встречу с красавицей-полячкой, панночкой: как испугалась она, увидев перед собой незнакомца, как надела ему на голову свою блистательную диадему; как по-детски вела себя, вводя его в смущение.

А Запорожье с каждым днем было все ближе. Вот уже повеял холодными волнами Днепр, и казаки, после того, как пересекли его, оказались на острове Хортицы, у Сечи.

Глава 3

Непрекращающееся пиршество Сечи, где Тарас Бульба поселился со своими сыновьями, пьяная веселость людей увлекли Остапа и Андрея настолько, что они с упоением предались разгульной жизни. Жестокие законы казачества, когда проворовавшегося человека забивали до смерти дубиной, а должник был прикован цепью к пушке в ожидании выкупа за него, были еще не настолько суровыми наказаниями в сравнении с тем, которое полагалось за убийство. Совершившего подобное закапывали живьем в землю вместе с убитым. Это произвело неизгладимое впечатление на Андрея.

Так и жили относительно спокойно сыновья Тараса, пока не захотел их отец новой войны. Именно он стал подбивать кошевого развязать битву с бусурменами, несмотря на то, что султану был обещан мир. Считая, что, не умея воевать, сгинет человек без доброго дела подобно собаке, Тарас Бульба искал любой повод для вражды с иным народом. Возражения кошевого были встречены им в штыки, и очень скоро предводителем казаков избрали другого –старого товарища Тараса Бульбы по имени Кирдяга. В Сечи праздновали это событие целую ночь.

Глава 4

Как бы это ни казалось странным нормальному человеку, но Тарас Бульба был просто одержим идеей с кем-то воевать. Он сокрушался по поводу того, что «пропадает казацкая сила, нет войны» и стал подговаривать народ к радикальным действиям. Повод вскоре нашелся. На остров прибыл паром с беглыми казаками, которые рассказали о беззакониях «жидов», которые из риз попов шьют себе одежду и налагают запрет на христианские праздники. Это стало сигналом к тому, чтобы развязать новую войну между запорожцами и поляками.

Глава 5

Начинающаяся война удовлетворяла Тараса Бульбу. Он гордился своими возмужавшими сыновьями, хотя считал, что Остап более способен к военному делу, чем Андрей. Романтичная натура младшего сына проявлялась и в тоске по матери, которая передала икону; и в созерцании красивой природы. Мягкое сердце, не до конца ожесточенное битвами, стремилось любить. Именно поэтому Андрей, узнав от татарки, что панночка голодает, решился на отчаянный поступок: забрать у спящего брата мешок с продуктами, пойти вслед за татаркой, увидеться с красавицей-полячкой и помочь ей.

Глава 6

Во время того, как татарка ведет Андрея по подземному переходу, он замечает и молящихся католических священников, и умирающих от голода женщин и детей – страшную картину, от которой стынет сердце. Придя на место, юноша встречается с той, которую не видит уже давно, – и замечает, что она стала еще красивее. Чувства Андрея возобладали над здравым смыслом, и он пошел на то, чтобы ради этой девушки отказаться от всего – Родины, отца, брата, друзей. Без колебаний перешел на сторону врага.

Глава 7

Казаки готовятся к нападению на Дубно с целью нанести удар за взятых в плен казаков. Тарас Бульба волнуется, ведь нигде не видит сына Андрея – ни в отряде казаков, ни среди убитых, ни среди пленных. И вдруг Янкель сообщает страшную новость: видел пана Андрия, но не связанного в плену, а живого, рыцаря, всего в золоте, как самый богатый польский пан. Тараса шокировало подобное известие, и он поначалу не захотел верить своим ушам, обвиняя Янкеля во лжи. А тот приводил факты все более и более ужасные, говоря, что даже от отца и брата отрекся Андрей, сказав, что будет биться с ними.

Завязывается битва между поляками и запорожцами, в которой гибнет много казаков, в том числе и атаман. Остап решает отомстить за него, и за такой подвиг его самого избирают атаманом.

Тарас все переживает за сына, волнуясь, почему его не было среди сражавшихся.

Глава 8

На запорожцев нападают татары, и посоветовавшись, казаки решают прогнать их и возвратить награбленное. Однако, Тарас иного мнения: он предлагает сначала вызволить из польского плена товарищей. Мудрый совет Касьяна Бовдюга – разделиться и идти войной и на тех, и на тех, – оказывается как нельзя кстати. Воины поступают так.

Глава 9

В суровой битве запорожцы несут большие потери: против них применили пушки. Однако, казаки, подбадриваемые Бульбой, не сдаются. Вдруг Тарас видит своего младшего сына, который едет на вороном коне в составе польского полка. Обезумевший от гнева отец догоняет юношу. Он убивает Андрия выстрелом со словами: «Я тебя породил, я тебя и убью».

Остап видит произошедшее, однако, разбираться нет времени – на него совершают нападение польские воины. Так старший сын становится пленником ляхов. А Тарас получает серьезное ранение.

Глава 10

Бульба, привезенный товарищами в Сечь, спустя полтора месяца оправляется от ран и решает поехать в Варшаву, увидеть Остапа. За помощью он обращается к Янкелю, даже не испугавшись того, что за его голову обещаны немалые деньги. И тот, взяв вознаграждение, прячет Тараса на дне повозки, заложив верх кирпичом.

Глава 11

Остапа собираются казнить на рассвете. Бульба опоздал: освободить его из темницы уже невозможно. Разрешается только повидаться с ним на рассвете. Янкель, чтобы устроить встречу, идет на хитрость: переодевает Тараса в иностранные одежды, но тот, задетый репликой в адрес казаков, выдает себя. Затем Бульба идет на место казни сына. Он стоит в толпе, видит, какие мучения приходится испытывать тому, кто не предал Отчизны, отдает жизнь за неё, и говорит одобрительно: «Добре, сынку, добре».

Глава 12

Вся нация под предводительством Тараса Бульбы поднялась против поляков. Он стал очень жестоким, не щадил никого из врагов, сжег восемнадцать городов. За голову Бульбы предлагались немалые деньги, но взять его не могли – до той поры, пока он сам из-за нелепой случайности не попался в руки врагам. У Тараса выпала люлька с табаком, и он остановил коней, чтобы отыскать её в траве. Тогда же и схватили его поляки, и приговорили к суровой смерти – через сожжение. Но не сдался Тарас перед лицом мучений, и даже пылающий костер не остановил его. До последнего дыхания ободрял он казаков, ведущих битву на берегу реки Днестр.

А они потом вспоминали и славили своего атамана.

Повесть начинается с прибытия в родной дом двух сыновей Тараса Бульбы – Остапа и Андрия. Они, как и многие другие дети казаков-запорожцев, были отданы в обучение в Киевскую бурсу – в семинарию. Из них не собирались делать священников, однако козацкий полковник Тарас считал, что у его детей должно быть образование. Не менее важным он считал и продолжение их мужского воспитания в Запорожской Сечи, куда он и его сыновья должны были отправиться как можно быстрее.

Уже в первой сцене повести видны характеры главных героев. Остап мужественный, решительный, прямолинейный. Он не терпит шуток и насмешек и готов защищать свою честь всеми силами даже перед отцом. Андрий, напротив, нежный, чувствительный, мечтательный. Тарас – шумный, сумасбродный, не терпит отказа ни в чем, это человек действия.

С огромной нежностью описывает Гоголь мать молодых козаков – жену Тараса Бульбы. Она – тихая, безответная женщина, привыкла подчиняться своему мужу, терпела от него многие обиды. Во время его частых отъездов она сама вела большое хозяйство. Без помощи мужа она и детей вырастила, но не имеет возможности задержать их дома. Ей только и остается одна ночь, чтобы налюбоваться детьми перед отъездом. Бедная мать не знает, вернутся ли ее сыновья домой живыми, ведь запорожцы находились в те времена в состоянии почти непрерывной войны.

В Запорожской Сечи

На следующий день после возвращения молодых людей из бурсы отец увозит их в военный лагерь козаков. В пути разные мысли посещают путешественников. Остап мечтает о воинской славе, Тарас вспоминает свои старые подвиги, а Андрий – прекрасную полячку, которую встретил и полюбил во время учебы.

Тарас привозит своих сыновей в Запорожскую Сечь – лагерь козаков. Здесь они проводят почти все время между сражениями. Это мужское сообщество со своими законами, где ценятся удаль и молодечество, умение пить спиртное и сражаться с врагами. Куренные атаманы здесь выбираются козаками, правила установлены раз и навсегда.

Остап и Андрий, несмотря на все свои различия, приходятся ко двору в Сечи. Их и молодые козаки, и ветераны считают хорошими воинами, уважают и любят. Гордится ими старый Тарас. Радуется, что его дети показывают хорошо себя в мирное время. Он надеется, что и во время войны ему не будет стыдно за своих сынов.

Война началась

Подходящего случая не приходится долго ждать, да и сам Тарас способствует повышению военного пыла запорожцев. По его совету переизбирают главу Сечи – кошевого. Теперь козаками командует воинственный человек, который дает команду готовиться к войне с Польшей.

Однако запорожцы не могут нарушить своего слова, данного полякам и туркам. Они не могут напасть на своих врагов без повода. Но повод тоже вскоре находится. В Сечи появляется отряд козаков, которые рассказывают о бесчинствах поляков и евреев. Это и становится формальной причиной для выступления запорожцев.

Война всегда сопровождается смертями, кровью и пожарами. Запорожцы шли по Польше, не щадя никого, убивая и старых, и молодых. Каждая польская или еврейская семья могла стать жертвой погрома.

Остап и Андрий во время войны

В боях закалились сыновья старого Тараса. Остап показал себя умелым руководителем, и отец уже мечтал о том, что он станет знаменитым полководцем. А Андрий в каждом бою удивлял всех своей безрассудной храбростью, воинской удалью.

Козаки несли с собой страх, пожары, ненависть и убийства. В боях и сраженьях, в дыму и огне запорожское войско пришло к большому городу Дубна. Это был большая и хорошо укрепленная крепость. Козацкое войско не могло его взять сразу, поэтому была организована осада.

Стычки случались редко, а в остальное время козаки жгли деревни вокруг, грабили местных жителей, веселились и ждали настоящего боя. А в осажденной крепости начался настоящий голод. Жители Дубны не сдавались.

Предательство Андрия

В одну из ночей к Андрию пришла пожилая женщина. Он узнал в ней служанку прекрасной полячки. Девушка со стен крепости увидела Андрия и узнала в нем влюбленного в нее семинариста. Она послала свою служанку за помощью. Старая женщина просила дать ей немного продуктов для своей госпожи, но Андрий сделал по-другому. Он решил сам идти к полячке, чтобы еще раз увидеться с ней.

Но, увидев девушку, он уже не смог с ней расстаться, и остался в крепости, чтобы защитить ее от своих товарищей. Андрий отказался от своей Отчизны, от своей семьи и друзей, – он предал свою землю.

Предательство Андрея
Тарас долго не верил этому, но, увидев сына с поляками, поклялся убить его своими руками. В одном из боев, когда отряд из города пытался прорвать осаду, старый козак выполнил обещание – он убил своего младшего сына. В этом же бою Остап Бульба попал в плен.

Гибель Остапа

Тарас был тяжело ранен в бою и долго болел. Ему удалось выздороветь только после продолжительного лечения. И тогда он узнал, что Остап находится в Варшаве, и его должны казнить.

Тарас при помощи еврея, которого он когда-то спас от гибели, приезжает в Варшаву, чтобы попытаться спасти сына. Он дает большую сумму охраннику в тюрьме, чтобы увидеться с Остапом. Но поляк обманывает Тараса. Ему не удается даже увидеть сына.

Больше старый козак ничего не может сделать. Но он хочет хотя бы еще раз увидеть Остапа и идет на площадь, где должна состояться казнь запорожцев. Тарас видит, что Остап и здесь не уронил чести православного воина и выдержал все пытки без просьб и стонов. И только перед самой смертью он громко зовет своего отца. И отец откликается ему, но полякам, которые только и ждали этого, не удается его поймать. Тарас уходит из города, чтобы начать страшную месть за сына.

Читайте . Повесть описывает нелегкую жизнь петербургского чиновника, который вынужден ежедневно терпеть лишения ради своей мечты.

Роман-поэма Николая Васильевича Гоголя является признанной энциклопедией человеческих душ и характеров, типажей России того времени.

Смерть Тараса

Поляки захватили много украинских городов и сел, убивали и жгли украинцев. На борьбу с ними поднялось все козачье войско. Все воевали отважно, но полк Тараса Бульбы отличался и среди них своей храбростью и жестокостью.

Поляки начали просить пощады у козаков, но те не верили своим врагам. Война продолжалась, и только просьбы православного духовенства смогли дать надежду полякам.

Был подписан мирный договор, по которому козаки получали прежние права и свободы, а православные церкви оставались нетронутыми. Козаки вернулись в лагеря, но Тарас призывал не верить подлым полякам и не прекращать войны с ними.

Он оказался прав: поляки нарушили данное слово, убили козацких атаманов и старшин. Тарас со своим полком гулял по Польше, справляя жестокие поминки по старшему сыну, не жалея никого: ни детей, ни старых, ни молодых.

Долго пытались поляки поймать Тараса. Они послали против него лучшие отряды во главе с гетманом Потоцким. Но и от него бы ушел старый Бульба, его полк уже прорвал окружение врагов. Но стало жаль ему потерянную старую трубку, которую он оставил на поле боя, и вернулся Тарас. Тут его и схватили поляки.

Страшной казнью решили казнить поляки Тараса Бульбу. Так они боялись старого козака, что придумали ему самую ужасную гибель – в огне. Но и из огня он дал указание своим товарищам, как они могут спастись.

Повесть «Тарас Бульба» – страшное повествование о жестоких временах, о верности, о любви, о предательстве. Козак Тарас – это символ несгибаемой воли и преданности православного воина, презрения к страху и любви к родной земле.

4.3 (86.67%) 12 votes

Уже около недели Тарас Бульба жил с сыновьями своими на Сечи. Остап и Андрий мало занимались военною школою. Сечь не любила затруднять себя военными упражнениями и терять время; юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом пылу битв, которые оттого были почти беспрерывны. Промежутки козаки почитали скучным занимать изучением какой-нибудь дисциплины, кроме разве стрельбы в цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; все прочее время отдавалось гульбе - признаку широкого размета душевной воли. Вся Сечь представляла необыкновенное явление. Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой. Некоторые занимались ремеслами, иные держали лавочки и торговали; но большая часть гуляла с утра до вечера, если в карманах звучала возможность и добытое добро не перешло еще в руки торгашей и шинкарей. Это общее пиршество имело в себе что-то околдовывающее. Оно не было сборищем бражников, напивавшихся с горя, но было просто бешеное разгулье веселости. Всякий приходящий сюда позабывал и бросал все, что дотоле его занимало. Он, можно сказать, плевал на свое прошедшее и беззаботно предавался воле и товариществу таких же, как сам, гуляк, не имевших ни родных, ни угла, ни семейства, кроме вольного неба и вечного пира души своей. Это производило ту бешеную веселость, которая не могла бы родиться ни из какого другого источника. Рассказы и болтовня среди собравшейся толпы, лениво отдыхавшей на земле, часто так были смешны и дышали такою силою живого рассказа, что нужно было иметь всю хладнокровную наружность запорожца, чтобы сохранять неподвижное выражение лица, не моргнув даже усом, - резкая черта, которою отличается доныне от других братьев своих южный россиянин. Веселость была пьяна, шумна, но при всем том это не был черный кабак, где мрачно-искажающим весельем забывается человек; это был тесный круг школьных товарищей. Разница была только в том, что вместо сидения за указкой и пошлых толков учителя они производили набег на пяти тысячах коней; вместо луга, где играют в мяч, у них были неохраняемые, беспечные границы, в виду которых татарин выказывал быструю свою голову и неподвижно, сурово глядел турок в зеленой чалме своей. Разница та, что вместо насильной воли, соединившей их в школе, они сами собою кинули отцов и матерей и бежали из родительских домов; что здесь были те, у которых уже моталась около шеи веревка и которые вместо бледной смерти увидели жизнь - и жизнь во всем разгуле; что здесь были те, которые, по благородному обычаю, не могли удержать в кармане своем копейки; что здесь были те, которые дотоле червонец считали богатством, у которых, по милости арендаторов-жидов, карманы можно было выворотить без всякого опасения что-нибудь выронить. Здесь были все бурсаки, не вытерпевшие академических лоз и не вынесшие из школы ни одной буквы; но вместе с ними здесь были и те, которые знали, что такое Гораций, Цицерон и Римская республика. Тут было много тех офицеров, которые потом отличались в королевских войсках; тут было множество образовавшихся опытных партизанов, которые имели благородное убеждение мыслить, что все равно, где бы ни воевать, только бы воевать, потому что неприлично благородному человеку быть без битвы. Много было и таких, которые пришли на Сечь с тем, чтобы потом сказать, что они были на Сечи и уже закаленные рыцари. Но кого тут не было? Эта странная республика была именно потребностию того века. Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатых парчей, дукатов и реалов во всякое время могли найти здесь работу. Одни только обожатели женщин не могли найти здесь ничего, потому что даже в предместье Сечи не смела показываться ни одна женщина.

Остапу и Андрию казалось чрезвычайно странным, что при них же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил: откуда эти люди, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращаясь в свой собственный дом, из которого только за час пред тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому; который обыкновенно говорил:

Здравствуй! Что, во Христа веруешь?

Верую! - отвечал приходивший.

И в троицу святую веруешь?

И в церковь ходишь?

А ну, перекрестись!

Пришедший крестился.

Ну, хорошо, - отвечал кошевой, - ступай же в который сам знаешь курень.

Этим оканчивалась вся церемония. И вся Сечь молилась в одной церкви и готова была защищать ее до последней капли крови, хотя и слышать не хотела о посте и воздержании. Только побуждаемые сильною корыстию жиды, армяне и татары осмеливались жить и торговать в предместье, потому что запорожцы никогда не любили торговаться, а сколько рука вынула из кармана денег, столько и платили. Впрочем, участь этих корыстолюбивых торгашей была очень жалка. Они были похожи на тех, которые селились у подошвы Везувия, потому что как только у запорожцев не ставало денег, то удалые разбивали их лавочки и брали всегда даром. Сечь состояла из шестидесяти с лишком куреней, которые очень походили на отдельные, независимые республики, а еще более походили на школу и бурсу детей, живущих на всем готовом. Никто ничем не заводился и не держал у себя. Все было на руках у куренного атамана, который за это обыкновенно носил название батька. У него были на руках деньги, платья, весь харч, саламата, каша и даже топливо; ему отдавали деньги под сохран. Нередко происходила ссора у куреней с куренями. В таком случае дело тот же час доходило до драки. Курени покрывали площадь и кулаками ломали друг другу бока, пока одни не пересиливали наконец и не брали верх, и тогда начиналась гульня. Такова была эта Сечь, имевшая столько приманок для молодых людей.

Остап и Андрий кинулись со всею пылкостию юношей в это разгульное море и забыли вмиг и отцовский дом, и бурсу, и все, что волновало прежде душу, и предались новой жизни. Все занимало их: разгульные обычаи Сечи и немногосложная управа и законы, которые казались им иногда даже слишком строгими среди такой своевольной республики. Если козак проворовался, украл какую-нибудь безделицу, это считалось уже поношением всему козачеству: его, как бесчестного, привязывали к позорному столбу и клали возле него дубину, которою всякий проходящий обязан был нанести ему удар, пока таким образом не забивали его насмерть. Не платившего должника приковывали цепью к пушке, где должен был он сидеть до тех пор, пока кто-нибудь из товарищей не решался его выкупить и заплатить за него долг. Но более всего произвела впечатленья на Андрия страшная казнь, определенная за смертоубийство. Тут же, при нем, вырыли яму, опустили туда живого убийцу и сверх него поставили гроб, заключавший тело им убиенного, и потом обоих засыпали землею. Долго потом все чудился ему страшный обряд казни и все представлялся этот заживо засыпанный человек вместе с ужасным гробом.

Скоро оба молодые козака стали на хорошем счету у козаков. Часто вместе с другими товарищами своего куреня, а иногда со всем куренем и с соседними куренями выступали они в степи для стрельбы несметного числа всех возможных степных птиц, оленей и коз или же выходили на озера, реки и протоки, отведенные по жребию каждому куреню, закидывать невода, сети и тащить богатые тони на продовольствие всего куреня. Хотя и не было тут науки, на которой пробуется козак, но они стали уже заметны между другими молодыми прямою удалью и удачливостью во всем. Бойко и метко стреляли в цель, переплывали Днепр против течения - дело, за которое новичок принимался торжественно в козацкие круги.

Но старый Тарас готовил другую им деятельность. Ему не по душе была такая праздная жизнь - настоящего дела хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие, где бы можно было разгуляться как следует рыцарю. Наконец в один день пришел к кошевому и сказал ему прямо:

Что, кошевой, пора бы погулять запорожцам?

Негде погулять, - отвечал кошевой, вынувши изо рта маленькую трубку и сплюнув на сторону.

Как негде? Можно пойти на Турещину или на Татарву.

Не можно ни в Турещину, ни в Татарву, - отвечал кошевой, взявши опять хладнокровно в рот свою трубку.

Как не можно?

Так. Мы обещали султану мир.

Да ведь он бусурмен: и бог и Святое писание велит бить бусурменов.

Не имеем права. Если б не клялись еще нашею верою, то, может быть, и можно было бы; а теперь нет, не можно.

Как не можно? Как же ты говоришь: не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни тот, ни другой не был на войне, а ты говоришь - не имеем права; а ты говоришь - не нужно идти запорожцам.

Ну, уж не следует так.

Так, стало быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы? Так на что же мы живем, на какого черта мы живем? растолкуй ты мне это. Ты человек умный, тебя недаром выбрали в кошевые, растолкуй ты мне, на что мы живем?

Кошевой не дал ответа на этот запрос Это был упрямый козак. Он немного помолчал и потом сказал:

А войне все-таки не бывать.

Так не бывать войне? - спросил опять Тарас.

Так уж и думать об этом нечего?

И думать об этом нечего.

"Постой же ты, чертов кулак! - сказал Бульба про себя, - ты у меня будешь знать!" И положил тут же отмстить кошевому.

Сговорившись с тем и другим, задал он всем попойку, и хмельные козаки, в числе нескольких человек, повалили прямо на площадь, где стояли привязанные к столбу литавры, в которые обыкновенно били сбор на раду. Не нашедши палок, хранившихся всегда у довбиша, они схватили по полену в руки и начали колотить в них. На бой прежде всего прибежал довбиш, высокий человек с одним только глазом, несмотря, однако ж, на то, страшно заспанным.

Кто смеет бить в литавры? - закричал он.

Молчи! возьми свои палки, да и колоти, когда тебе велят! - отвечали подгулявшие старшины.

Довбиш вынул тотчас из кармана палки, которые он взял с собою, очень хорошо зная окончание подобных происшествий. Литавры грянули, - и скоро на площадь, как шмели, стали собираться черные кучи запорожцев. Все собрались в кружок, и после третьего боя показались наконец старшины: кошевой с палицей в руке - знаком своего достоинства, судья с войсковою печатью, писарь с чернильницею и есаул с жезлом. Кошевой и старшины сняли шапки и раскланялись на все стороны козакам, которые гордо стояли, подпершись руками в бока.

Что значит это собранье? Чего хотите, панове? - сказал кошевой. Брань и крики не дали ему говорить.

Клади палицу! Клади, чертов сын, сей же час палицу! Не хотим тебя больше! - кричали из толпы козаки.

Некоторые из трезвых куреней хотели, как казалось, противиться; но курени, и пьяные и трезвые, пошли на кулаки. Крик и шум сделались общими.

Кошевой хотел было говорить, но, зная, что разъярившаяся, своевольная толпа может за это прибить его насмерть, что всегда почти бывает в подобных случаях, поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе.

Прикажете, панове, и нам положить знаки достоинства? - сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу, войсковую печать и жезл.

Нет, вы оставайтесь! - закричали из толпы. - нам нужно было только прогнать кошевого, потому что он баба, а нам нужно человека в кошевые.

Кого же выберете теперь в кошевые? - сказали старшины.

Кукубенка выбрать! - кричала часть.

Не хотим Кукубенка! - кричала другая. - Рано ему, еще молоко на губах не обсохло!

Шило пусть будет атаманом! - кричали одни. - Шила посадить в кошевые!

В спину тебе шило! - кричала с бранью толпа. - Что он за козак, когда проворовался, собачий сын, как татарин? К черту в мешок пьяницу Шила!

Бородатого, Бородатого посадим в кошевые!

Не хотим Бородатого! К нечистой матери Бородатого!

Кричите Кирдягу! - шепнул Тарас Бульба некоторым.

Кирдягу! Кирдягу! - кричала толпа. - Бородатого! Бородатого! Кирдягу! Кирдягу! Шила! К черту с Шилом! Кирдягу!

Все кандидаты, услышавши произнесенными свои имена, тотчас же вышли из толпы, чтобы не подать никакого повода думать, будто бы они помогали личным участьем своим в избрании.

Кирдягу! Кирдягу! - раздавалось сильнее прочих. - Бородатого!

Дело принялись доказывать кулаками, и Кирдяга восторжествовал.

Ступайте за Кирдягою! - закричали.

Человек десяток козаков отделилось тут же из толпы; некоторые из них едва держались на ногах - до такой степени успели нагрузиться, - и отправились прямо к Кирдяге, объявить ему о его избрании.

Кирдяга, хотя престарелый, но умный козак, давно уже сидел в своем курене и как будто бы не ведал ни о чем происходившем.

Что, панове, что вам нужно? - спросил он.

Иди, тебя выбрали в кошевые!..

Помилосердствуйте, панове! - сказал Кирдяга. - Где мне быть достойну такой чести! Где мне быть кошевым! Да у меня и разума не хватит к отправленью такой должности. Будто уже никого лучшего не нашлось в целом войске?

Ступай же, говорят тебе! - кричали запорожцы. Двое из них схватили его под руки, и как он ни упирался ногами, но был наконец притащен на площадь, сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями. - Не пяться же, чертов сын! Принимай же честь, собака, когда тебе дают ее!

Таким образом введен был Кирдяга в козачий круг.

Что, панове? - провозгласили во весь народ приведшие его. - Согласны ли вы, чтобы сей козак был у нас кошевым?

Все согласны! - закричала толпа, и от крику долго гремело все поле.

Один из старшин взял палицу и поднес ее новоизбранному кошевому. Кирдяга, по обычаю, тотчас же отказался. Старшина поднес в другой раз. Кирдяга отказался и в другой раз и потом уже, за третьим разом, взял палицу. Ободрительный крик раздался по всей толпе, и вновь далеко загудело от козацкого крика все поле. Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых не было на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли, которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову. Стекла с головы его мокрая земля, потекла по усам и по щекам и все лицо замазала ему грязью. Но Кирдяга стоял не сдвинувшись и благодарил козаков за оказанную честь.

Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно, были ли так рады другие, как рад был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был старый его товарищ и бывал с ним в одних и тех же сухопутных и морских походах, деля суровости и труды боевой жизни. Толпа разбрелась тут же праздновать избранье, и поднялась гульня, какой еще не видывали дотоле Остап и Андрий. Винные шинки были разбиты; мед, горелка и пиво забирались просто, без денег; шинкари были уже рады и тому, что сами остались целы. Вся ночь прошла в криках и песнях, славивших подвиги. И взошедший месяц долго еще видел толпы музыкантов, проходивших по улицам с бандурами, турбанами, круглыми балалайками, и церковных песельников, которых держали на Сечи для пенья в церкви и для восхваленья запорожских дел. Наконец хмель и утомленье стали одолевать крепкие головы. И видно было, как то там, то в другом месте падал на землю козак. Как товарищ, обнявши товарища, расчувствовавшись и даже заплакавши, валился вместе с ним. Там гурьбою улегалась целая куча; там выбирал иной, как бы получше ему улечься, и лег прямо на деревянную колоду. Последний, который был покрепче, еще выводил какие-то бессвязные речи; наконец и того подкосила хмельная сила, и тот повалился - и заснула вся Сечь.

Повесть Гоголя «Тарас Бульба» — рассказ о запорожских казаках — очень интересное школьное произведение. Если вы не читали, или хотите вспомнить основные моменты, то наше краткое содержание будет очень полезно.

Глава 1

Роман начинается со встречи главного героя — козака Тараса Бульбы – со своими сыновьями, Андрием и Остапом. Молодые люди приехали из Киева, где они обучались в семинарии. Тарас по-доброму смеется над одеждой и внешним видом сыновей; Остап обижается, и между ним и отцом начинается небольшая драка. Добрая мать пытается остановить Тараса, но он и сам прекращает бить сына, довольный тем, что смог его испытать. Мужчина хочет так же «поздороваться» и с Андрием, но обнявшая его мать не дала Тарасу этого сделать.

Тарас Бульба хочет послать сыновей на Сечь, чтобы они стали настоящими козаками; он считает, что если Остап и Андрий будут окружены книгами и материнской лаской, они станут избалованными неженками. Мать не хочет отъезда сыновей, но она не может возразить своему мужу. Сотники, приглашенные Тарасом по случаю возвращения Остапа и Андрия, напротив, одобрили идею старого козака; сам Тарас Бульба хочет ехать вместе с сыновьями.

Ночью мать не ложилась спать; она обнимала своих сыновей и мечтала о том, чтобы эта ночь длилась вечно. Старой женщине было трудно после долгой разлуки снова расставаться с Остапом и Андрием. Она до последней минуты надеялась, что муж изменит решение или хотя бы перенесет отъезд на неделю. Но он не сделал этого, и на следующий день вместе с сыновьями поехал на Сечь. Когда они отъезжали, мать с несвойственной ее возрасту быстротой побежала к детям и благословила их. Она не могла заставить себя отойти от любимых сыновей; козакам пришлось дважды уводить ее силой.

Глава 2

Трое мужчин – отец и два сына — ехали молча и думали о своем. Тарас Бульба вспоминал о своей бурной молодости и представлял, как будет хвастаться сыновьями перед своими товарищами.

Остапа и Андрия отправили обучаться в Киевскую академию в возрасте двенадцати лет. Остап неоднократно пытался сбежать и закапывал букварь, но его возвращали и покупали новый учебник. Как-то раз, после очередной попытки побега, отец сказал, что отправит Остапа в монастырь, если такое повторится еще раз. Тогда мальчик начал прилежно учиться и через некоторое время стал одним из лучших по успеваемости.

Андрий же учился хорошо, причем не прилагая для этого особых усилий. Он часто затевал какую-нибудь авантюру, но благодаря своей изобретательности и гибкому уму почти всегда избегал наказания. Однажды он увидел красивую полячку и влюбился в нее; на следующую ночь юноша пробрался к ней в покои. Девушка сперва испугалась, но вскоре уже смеялась, надевая свои украшения на молодого человека. Когда в дверь постучали, служанка панночки – татарка – помогла Андрию покинуть дом.

Через некоторое время отец с сыновьями прибыл на остров Хортица. Молодые люди, въезжая на Сечь, ощущали некоторый страх, смешанный со странным удовольствием. Козаки на острове гуляли, дрались, чинили одежду – жизнь шла своим чередом.

Глава 3

На Сечи можно было встретить самых разных людей: ремесленников, торговцев, партизанов и беглых офицеров. Некоторые козаки были учеными, а некоторые не учились никогда. Все эти люди были объединены общей любовью к родной земле. Большинство из них целые дни проводили в веселых пирушках; молодые сыновья Тараса Бульбы быстро привыкли к такой атмосфере. Однако это не нравилось старому козаку, который хотел, чтобы молодые люди закаляли характер в боях. Он начал думать, как поднять сечь на битву; это привело к ссоре с кошевым – он, напротив, не хотел начала сражений. Тарас Бульба, который привык, чтобы все было так, как нужно ему, решает отомстить. Для этого он подговаривает своих друзей напоить всех жителей Сечи, чтобы они сами свергли кошевого. Все проходит по плану, и на Сечи избирают нового кошевого – Кирдягу, старого товарища Тараса Бульбы.

Глава 4

Тарас обсуждает военный поход с Кирдягой, но тот говорит, что не станет никого принуждать, и начнет бои только по желанию козаков; новый кошевой не хочет быть ответственным за нарушение мира. Вскоре на Хортицу прибывает паром, на котором находятся беглые козаки. Они рассказывают, что священники-католики ксендзы ездят на повозках, запряженных христианами, а людям нельзя отмечать православные праздники без согласия жидов. Такое оскорбление народа и веры сильно разозлило козаков, и они решили биться с поляками за свою веру и Отчизну. Поднялся шум и крик, и запорожцы сразу стали ловить жидов. Но один из них – Янкель – сказал Тарасу Бульбе, что знал его покойного брата; старый козак не стал его убивать и разрешил поехать с ними в Польшу.

Глава 5

Запорожцы совершали переходы по ночам, а днем – отдыхали. Все чаще разносились слухи об их военном могуществе и новых завоеваниях. Сыновья Тараса заметно возмужали в ходе сражений, и он очень ими гордился. Остап проявлял себя как отважный воин, обладающий аналитическим умом. Андрий же не особенно размышлял во время битв, действуя по велению сердца; однако это также помогало ему выигрывать различные сложные бои.

Вскоре войско подошло к городу Дубно. Козаки полезли на вал, но их остановили летящие сверху камни, мешки с песком, стрелы и горшки с кипятком. Тогда они решили взять город измором: вытоптали все поля, уничтожили посадки на огородах и стали ждать. Остапу и Андрию не понравилась такая тактика сражений; отец утешал их: «терпи, козак – атаманом станешь». В этот момент есаул привез Остапу и Андрию иконы и благословление от матери. Молодые люди сильно скучают по ней.

Ночью, когда все заснули, Андрий смотрит на звезды, а потом ходит и смотрит на природу. Тут он замечает женскую фигуру; оказывается, что это – татарка, служанка панночки! Она говорит юноше, что все люди в городе голодают, а прекрасная полячка ничего не ела несколько дней; заметив Андрия, панночка попросила ее найти его и попросить принести немного хлеба. Молодой человек сразу пускается на поиски еды; увидев, что вся приготовленная каша съедена козаками, он вытаскивает из-под брата мешок с припасами, на котором он спал. Остап на миг просыпается, но тут же снова засыпает. Андрий осторожно крадется к татарке, которая обещала показать подземный ход в город. Тут юноша слышит голос отца; Тарас Бульба говорит ему, что женщины до добра не доведут. Молодой человек очень испугался, но старый козак быстро заснул.

Глава 6

Пробираясь по подземному ходу, Андрий попадает в монастырь, где молятся священники. Его поражает красота собора и звучащей в нем музыки. Вскоре он с татаркой выходит в город; на улице к нему подходит человек, сошедший с ума от голода; он просит хлеба. Андрий дает ему кусок, но мужчина умирает, съев его, потому что его желудок очень давно не получал пищи. Татарка сообщает, что жители города съели все живое, но, по словам воеводы, нужно продержаться лишь пару дней, а потом на подмогу прибудут несколько польских полков.

Они заходят в дом панночки; Андрий и девушка не могут налюбоваться друг на друга. Тем временем татарка принесла хлеб; молодой козак предупредил панночку, что нужно есть понемножку, чтобы не умереть. Ничем не передать тот взгляд, каким смотрела на него девушка. В порыве любви Андрий отрекается от веры, отца и Родины – он готов на все, только бы быть рядом с молодой панночкой.

Тут татарка сообщает весть: польские полки вошли в город и ведут взятых в плен запорожцев. Андрий радостно целует панночку.

Глава 7

Запорожцы, желая отомстить за плененных товарищей, решают организовать нападение на Дубно. Янкель рассказывает Тарасу Бульбе, что видел в городе Андрия на хорошем коне и в новом наряде. Старый козак не поверил ему; тогда Янкель сообщил, что в Дубно готовится свадьба дочери пана и Андрия, которая будет сыграна, когда Андрий в составе польского войска прогонит запорожцев. Тарас Бульба думает, что еврей лжет.

Утром начинается сражение; козаки хотят разбить полк противника на несколько частей. Одного из атаманов убивают, и Остап храбро мстит за него. За это козаки выбирают его атаманов вместо убитого. Первым решением Остапа было некоторое отступление от городских стен; как только запорожцы выполнили этот приказ, со стен посыпались различные предметы, ранившие многих оставшихся под ними.

После окончания битвы запорожцы похоронили мертвых товарищей, а тела мертвых поляков привязали к диким лошадям. Тарас Бульба удивляется, почему он не видел среди воинов-противников своего сына.

Глава 8

Из Сечи приходит плохая новость: на Хортицу напали татары. На совете, созванном кошевым, козаки решили идти вдогонку за татарами и возвращать то, что было украдено. Не согласен с этим только Тарас Бульба. Он считает, что нельзя оставлять товарищей в польских темницах: нужно сначала вызволить их, а потом уже идти на татар. Козаки считают, что прав и Тарас; тогда один старый и уважаемый запорожец Касьян Бовдюг предлагает разделиться: кто-то с кошевым идет за татарами, а кто-то с Тарасом Бульбой – на поляков. После этого козаки стали прощаться друг с другом. Было решено нападать ночью, чтобы противники не заметили уменьшения запорожского войска.

Глава 9

Тем временем в Дубно снова начинается голод. Вскоре начинается битва, в ходе которой поляки восхищаются отвагой запорожцев; но они применяют пушки, и козакам приходится трудно. Тарас Бульба подбадривает своих товарищей. Тут он замечает Андрия, который находится в составе конного полка. Увидя, как его сын убивает без разбору и своих, и чужих, Тарас Бульба ощутил сильную злость. Он догнал Андрия; при виде отца тот потерял боевой дух. Тарас убивает сына выстрелом, перед этим произнеся: «Я тебя породил, я тебя и убью!». Последним словом, произнесенным Андрием, стало не имя матери или Родины, а имя прекрасной панночки.

Остап видит, как отец убивает его младшего брата, но не успевает разобраться: он попадает в плен к полякам. По итогам битвы запорожское войско сильно поредело. Тарас Бульба упал с коня.

Глава 10

Козак Товкач отвозит Тараса на Сечь. Через полтора месяца он оправляется от ранений. Те запорожцы, которые уехали биться с татарами, не вернулись. Тарас Бульба стал задумчивым и равнодушным; все его мысли заняты судьбой старшего сына. Старый козак просит Янкеля отвезти его в Варшаву, не боясь того, что за его голову в Польше в награду положены две тысячи червонных. Янкель за определенную сумму прячет Тараса на дне повозки, заложив верх кирпичом.

Глава 11

Тарас Бульба обращается к жидам с просьбой освободить его сына, но уже поздно: казнь состоится на следующий день. Тарас соглашается увидеться с Остапом на рассвете. Янкель дает ему иностранную одежду; в тюрьме еврей льстит надзирателям, но из-за обидной реплики одного из них старый козак раскрывает свое инкогнито. Потом он требует провести его на место казни.

Во время казни Остап, шедший впереди всех, кричит в толпу: «Отец, где ты теперь: Слышишь ли меня?». Тарас отвечает: «Слышу!».

Глава 12

Через некоторое время все запорожцы собираются в поход на Польшу; ими руководит Тарас Бульба, ненависть которого к ляхам стала очень сильной. Козаки дошли до Кракова; по пути они сожгли восемнадцать городов. Гетман Потоцкий дает обещание никогда не наступать на запорожцев, но Бульба не верит ему и убеждает всех козаков своего полка в том, что поляк их обманывает; полк Бульбы уходит. Вскоре поляки разбивают поверивших им запорожцев. Спустя несколько дней они догоняют и полк Тараса. Жестокое сражение длится четыре дня. Запорожцы были близки к победе, но полякам удалось схватить Тараса Бульбу, когда тот искал в траве свою люльку. Старого козака сжигают на костре; перед смертью он кричит товарищам, чтобы они бежали к реке и уходили от погони в челнах. До самой смерти атаман думает о козачьем войске и об его будущих победах. Запорожцы, плывя в челноках, тоже говорят о своем славном атамане.

Тарас был один из числа коренных, старых полковников: весь был он создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава. Тогда влияние Польши начинало уже оказываться на русском дворянстве. Многие перенимали уже польские обычаи, заводили роскошь, великолепные прислуги, соколов, ловчих, обеды, дворы. Тарасу было это не по сердцу. Он любил простую жизнь козаков и перессорился с теми из своих товарищей, которые были наклонны к варшавской стороне, называя их холопьями польских панов. Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма . Сам с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и не почтили предковского закона и, наконец, когда враги были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства.

Теперь он тешил себя заранее мыслью, как он явится с двумя сыновьями своими на Сечь и скажет: «Вот посмотрите, каких я молодцов привел к вам!»; как представит их всем старым, закаленным в битвах товарищам; как поглядит на первые подвиги их в ратной науке и бражничестве, которое почитал тоже одним из главных достоинств рыцаря. Он сначала хотел было отправить их одних. Но при виде их свежести, рослости, могучей телесной красоты вспыхнул воинский дух его, и он на другой же день решился ехать с ними сам, хотя необходимостью этого была одна упрямая воля. Он уже хлопотал и отдавал приказы, выбирал коней и сбрую для молодых сыновей, наведывался и в конюшни и в амбары, отобрал слуг, которые должны были завтра с ними ехать. Есаулу Товкачу передал свою власть вместе с крепким наказом явиться сей же час со всем полком, если только он подаст из Сечи какую-нибудь весть. Хотя он был и навеселе и в голове его еще бродил хмель, однако ж не забыл ничего. Даже отдал приказ напоить коней и всыпать им в ясли крупной и лучшей пшеницы и пришел усталый от своих забот.

– Ну, дети, теперь надобно спать, а завтра будем делать то, что бог даст. Да не стели нам постель! Нам не нужна постель. Мы будем спать на дворе.

Ночь еще только что обняла небо, но Бульба всегда ложился рано. Он развалился на ковре, накрылся бараньим тулупом, потому что ночной воздух был довольно свеж и потому что Бульба любил укрыться потеплее, когда был дома. Он вскоре захрапел, и за ним последовал весь двор; все, что ни лежало в разных его углах, захрапело и запело; прежде всего заснул сторож, потому что более всех напился для приезда паничей.

Одна бедная мать не спала. Она приникла к изголовью дорогих сыновей своих, лежавших рядом; она расчесывала гребнем их молодые, небрежно всклоченные кудри и смачивала их слезами; она глядела на них вся, глядела всеми чувствами, вся превратилась в одно зрение и не могла наглядеться. Она вскормила их собственною грудью, она возрастила, взлелеяла их – и только на один миг видит их перед собою. «Сыны мои, сыны мои милые! что будет с вами? что ждет вас?» – говорила она, и слезы остановились в морщинах, изменивших ее когда-то прекрасное лицо. В самом деле, она была жалка, как всякая женщина того удалого века. Она миг только жила любовью, только в первую горячку страсти, в первую горячку юности, – и уже суровый прельститель ее покидал ее для сабли, для товарищей, для бражничества. Она видела мужа в год два-три дня, и потом несколько лет о нем не бывало слуху. Да и когда виделась с ним, когда они жили вместе, что за жизнь ее была? Она терпела оскорбления, даже побои; она видела из милости только оказываемые ласки, она была какое-то странное существо в этом сборище безженных рыцарей, на которых разгульное Запорожье набрасывало суровый колорит свой. Молодость без наслаждения мелькнула перед нею, и ее прекрасные свежие щеки и перси без лобзаний отцвели и покрылись преждевременными морщинами. Вся любовь, все чувства, все, что есть нежного и страстного в женщине, все обратилось у ней в одно материнское чувство. Она с жаром, с страстью, с слезами, как степная чайка, вилась над детьми своими. Ее сыновей, ее милых сыновей берут от нее, берут для того, чтобы не увидеть их никогда! Кто знает, может быть, при первой битве татарин срубит им головы и она не будет знать, где лежат брошенные тела их, которые расклюет хищная подорожная птица; а за каждую каплю крови их она отдала бы себя всю. Рыдая, глядела она им в очи, когда всемогущий сон начинал уже смыкать их, и думала: «Авось либо Бульба, проснувшись, отсрочит денька на два отъезд; может быть, он задумал оттого так скоро ехать, что много выпил».

Месяц с вышины неба давно уже озарял весь двор, наполненный спящими, густую кучу верб и высокий бурьян, в котором потонул частокол, окружавший двор. Она все сидела в головах милых сыновей своих, ни на минуту не сводила с них глаз и не думала о сне. Уже кони, чуя рассвет, все полегли на траву и перестали есть; верхние листья верб начали лепетать, и мало-помалу лепечущая струя спустилась по ним до самого низу. Она просидела до самого света, вовсе не была утомлена и внутренне желала, чтобы ночь протянулась как можно дольше. Со степи понеслось звонкое ржание жеребенка; красные полосы ясно сверкнули на небе.

Бульба вдруг проснулся и вскочил. Он очень хорошо помнил все, что приказывал вчера.

– Ну, хлопцы, полно спать! Пора, пора! Напойте коней! А где старá? (Так он обыкновенно называл жену свою.) Живее, стара, готовь нам есть: путь лежит великий!

Бедная старушка, лишенная последней надежды, уныло поплелась в хату. Между тем как она со слезами готовила все, что нужно к завтраку, Бульба раздавал свои приказания, возился на конюшне и сам выбирал для детей своих лучшие убранства. Бурсаки вдруг преобразились: на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные красные, с серебряными подковами; шаровары шириною в Черное море, с тысячью складок и со сборами, перетянулись золотым очкуром ; к очкуру прицеплены были длинные ремешки, с кистями и прочими побрякушками, для трубки. Казакин алого цвета, сукна яркого, как огонь, опоясался узорчатым поясом; чеканные турецкие пистолеты были задвинуты за пояс; сабля брякала по ногам. Их лица, еще мало загоревшие, казалось, похорошели и побелели; молодые черные усы теперь как-то ярче оттеняли белизну их и здоровый, мощный цвет юности; они были хороши под черными бараньими шапками с золотым верхом. Бедная мать как увидела их, и слова не могла промолвить, и слезы остановились в глазах ее.

– Ну, сыны, все готово! нечего мешкать! – произнес наконец Бульба. – Теперь, по обычаю христианскому, нужно перед дорогою всем присесть.

Все сели, не выключая даже и хлопцев, стоявших почтительно у дверей.

– Теперь благослови, мать, детей своих! – сказал Бульба. – Моли бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь рыцарскую , чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то – пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.

Мать, слабая, как мать, обняла их, вынула две небольшие иконы, надела им, рыдая, на шею.

– Пусть хранит вас… божья матерь… Не забывайте, сынки, мать вашу… пришлите хоть весточку о себе… – Далее она не могла говорить.

– Ну, пойдем, дети! – сказал Бульба.

У крыльца стояли оседланные кони. Бульба вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст.

Когда увидела мать, что уже и сыны ее сели на коней, она кинулась к меньшому, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности: она схватила его за стремя, она прилипнула к седлу его и с отчаяньем в глазах не выпускала его из рук своих. Два дюжих козака взяли ее бережно и унесли в хату. Но когда выехали они за ворота, она со всею легкостию дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила лошадь и обняла одного из сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять увели.

А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И эдак все ходят в академии? - Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших домой к отцу.

Сыновья его только что слезли с коней. Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие, здоровые лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще не касалась бритва. Они были очень смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза в землю.

Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, - продолжал он, поворачивая их, - какие же длинные на вас свитки1! Экие свитки! Таких свиток еще и на свете не было. А побеги который-нибудь из вас! я посмотрю, не шлепнется ли он на землю, запутавшися в полы.

Не смейся, не смейся, батьку! - сказал наконец старший из них.

Смотри ты, какой пышный! А отчего ж бы не смеяться?

Да так, хоть ты мне и батько, а как будешь смеяться, то, ей-богу, поколочу!

Ах ты, сякой-такой сын! Как, батька?.. - сказал Тарас Бульба, отступивши с удивлением несколько шагов назад.

Да хоть и батька. За обиду не посмотрю и не уважу никого.

Как же хочешь ты со мною биться? разве на кулаки?

Да уж на чем бы то ни было.

Ну, давай на кулаки! - говорил Тарас Бульба, засучив рукава, - посмотрю я, что за человек ты в кулаке!

И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, начали насаживать друг другу тумаки и в бока, и в поясницу, и в грудь, то отступая и оглядываясь, то вновь наступая.

Смотрите, добрые люди: одурел старый! совсем спятил с ума! - говорила бледная, худощавая и добрая мать их, стоявшая у порога и не успевшая еще обнять ненаглядных детей своих. - Дети приехали домой, больше году их не видали, а он задумал невесть что: на кулаки биться!

Да он славно бьется! - говорил Бульба, остановившись. - Ей-богу, хорошо! - продолжал он, немного оправляясь, - так, хоть бы даже и не пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! - И отец с сыном стали целоваться. - Добре, сынку! Вот так колоти всякого, как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе смешное убранство: что это за веревка висит? А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? - говорил он, обращаясь к младшему, - что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?

Вот еще что выдумал! - говорила мать, обнимавшая между тем младшего. - И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное било отца. Да будто и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!

Э, да ты мазунчик, как я вижу! - говорил Бульба. -Не слушай, сынку, матери: она-баба, она ничего не знает. Какая вам нежба? Ваша нежба чистое поле да добрый конь: вот ваша нежба! А видите вот эту саблю? вот ваша матерь! Это все дрянь, чем набивают головы ваши; и академия, и все те книжки, буквари, и философия - все это ка зна що, я плевать на все это! - Здесь Бульба пригнал в строку такое слово, которое даже не употребляется в печати. - А вот, лучше, я вас на той же неделе отправлю на Запорожье. Вот где наука так наука! Там вам школа; там только наберетесь разуму.

И всего только одну неделю быть им дома? - говорила жалостно, со слезами на глазах, худощавая старуха мать. - И погулять им, бедным, не удастся; не удастся и дому родного узнать, и мне не удастся наглядеться на них!

Полно, полно выть, старуха! Козак не на то, чтобы возиться с бабами. Ты бы спрятала их обоих себе под юбку, да и сидела бы на них, как на куриных яйцах. Ступай, ступай, да ставь нам скорее на стол все, что есть. Не нужно пампушек, медовиков, маковников и других пундиков; тащи нам всего барана, козу давай, меды сорокалетние! Да горелки побольше, не с выдумками горелки, не с изюмом и всякими вытребеньками, а чистой, пенной горелки, чтобы играла и шипела как бешеная.

Бульба повел сыновей своих в светлицу, откуда проворно выбежали две красивые девки-прислужницы в червонных монистах, прибиравшие комнаты. Они, как видно, испугались приезда паничей, не любивших спускать никому, или же просто хотели соблюсти свой женский обычай: вскрикнуть и броситься опрометью, увидевши мужчину, и потому долго закрываться от сильного стыда рукавом. Светлица была убрана во вкусе того времени, о котором живые намеки остались только в песнях да в народных думах, уже не поющихся более на Украйне бородатыми старцами-слепцами в сопровождении тихого треньканья бандуры, в виду обступившего народа; во вкусе того бранного, трудного времени, когда начались разыгрываться схватки и битвы на Украйне за унию. Все было чисто, вымазано цветной глиною. На стенах сабли, нагайки, сетки для птиц, невода и ружья, хитро обделанный рог для пороху, золотая уздечка на коня и путы с серебряными бляхами. Окна в светлице были маленькие, с круглыми тусклыми стеклами, какие встречаются ныне только в старинных церквах, сквозь которые иначе нельзя было глядеть, как приподняв надвижное стекло. Вокруг окон и дверей были красные отводы. На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена. Берестовые скамьи вокруг всей комнаты; огромный стол под образами в парадном углу; широкая печь с запечьями, уступами и выступами, покрытая цветными пестрыми изразцами, - все это было очень знакомо нашим двум молодцам, приходившим каждый год домой на каникулярное время; приходившим потому, что у них не было еще коней, и потому, что не в обычае было позволять школярам ездить верхом. У них были только длинные чубы, за которые мог выдрать их всякий козак, носивший оружие. Бульба только при выпуске их послал им из табуна своего пару молодых жеребцов.

Бульба по случаю приезда сыновей велел созвать всех сотников и весь полковой чин, кто только был налицо; и когда пришли двое из них и есаул Дмитро Товкач, старый его товарищ, он им тот же час представил сыновей, говоря: "Вот смотрите, какие молодцы! На Сечь их скоро пошлю". Гости поздравили и Бульбу, и обоих юношей и сказали им, что доброе дело делают и что нет лучшей науки для молодого человека, как Запорожская Сечь.

Ну ж, паны-браты, садись всякий, где кому лучше, за стол. Ну, сынки! прежде всего выпьем горелки! - так говорил Бульба. - Боже, благослови! Будьте здоровы, сынки: и ты, Остап, и ты, Андрий! Дай же боже, чтоб вы на войне всегда были удачливы! Чтобы бусурменов били, и турков бы били, и татарву били бы; когда и ляхи начнут что против веры нашей чинить, то и ляхов бы били! Ну, подставляй свою чарку; что, хороша горелка? А как по-латыни горелка? То-то, сынку, дурни были латынцы: они и не знали, есть ли на свете горелка. Как, бишь, того звали, что латинские вирши писал? Я грамоте разумею не сильно, а потому и не знаю: Гораций, что ли?

"Вишь, какой батько! - подумал про себя старший сын, Остап, - все старый, собака, знает, а еще и прикидывается".

Я думаю, архимандрит не давал вам и понюхать горелки, - продолжал Тарас. - А признайтесь, сынки, крепко стегали вас березовыми и свежим вишняком по спине и по всему, что ни есть у козака? А может, так как вы сделались уже слишком разумные, так, может, и плетюганами пороли? Чай, не только по субботам, а доставалось и в середу и в четверги?

Нечего, батько, вспоминать, что было, - отвечал хладнокровно Остап, - что было, то прошло!

Пусть теперь попробует!- сказал Андрий. - Пускай только теперь кто-нибудь зацепит. Вот пусть только подвернется теперь какая-нибудь татарва, будет знать она, что за вещь козацкая сабля!

Добре, сынку! ей-богу, добре! Да когда на то пошло, то и я с вами еду! ей-богу, еду! Какого дьявола мне здесь ждать? Чтоб я стал гречкосеем, домоводом, глядеть за овцами да за свиньями да бабиться с женой? Да пропади она: я козак, не хочу! Так что же, что нет войны? Я так поеду с вами на Запорожье, погулять. Ей-богу, поеду! - И старый Бульба мало-помалу горячился, горячился, наконец рассердился совсем, встал из-за стола и, приосанившись, топнул ногою. - Затра же едем! Зачем откладывать! Какого врага мы можем здесь высидеть? На что нам эта хата? К чему нам все это? На что эти горшки? - Сказавши это, он начал колотить и швырять горшки и фляжки.

Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке. Она не смела ничего говорить; но услыша о таком страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука, - и никто бы не мог описать всей безмолвной силы ее горести, которая, казалось, трепетала в глазах ее и в судорожно сжатых губах.

Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый ХV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество - широкая, разгульная замашка русской природы, - и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: "Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак" (что маленький пригорок, там уж и козак). Это было, точно, необыкновенное явленье русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед. Вместо прежних уделов, мелких городков, наполненных псарями и ловчими, вместо враждующих и торгующих городами мелких князей возникли грозные селения, курени и околицы, связанные общей опасностью и ненавистью против нехристианских хищников. Уже известно всем из истории, как их вечная борьба и беспокойная жизнь спасли Европу от неукротимых набегов, грозивших ее опрокинуть. Короли польские, очутившиеся, наместо удельных князей, властителями сих пространных земель, хотя отдаленными и слабыми, поняли значенье козаков и выгоды таковой бранной сторожевой жизни. Они поощряли их и льстили сему расположению. Под их отдаленною властью гетьманы, избранные из среды самих же козаков, преобразовали околицы и курени в полки и правильные округи. Это не было строевое собранное войско, его бы никто не увидал; но в случае войны и общего движенья в восемь дней, не больше, всякий являлся на коне, во всем своем вооружении, получа один только червонец платы от короля, - и в две недели набиралось такое войско, какого бы не в силах были набрать никакие рекрутские наборы. Кончился поход - воин уходил в луга и пашни, на днепровские перевозы, ловил рыбу, торговал, варил пиво и был вольный козак. Современные иноземцы дивились тогда справедливо необыкновенным способностям его. Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, - все это было ему по плечу. Кроме рейстровых козаков, считавших обязанностью являться во время войны, можно было во всякое время, в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных: стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сел и местечек и прокричать во весь голос, ставши на телегу: "Эй вы, пивники, броварники! полно вам пиво варить, да валяться по запечьям, да кормить своим жирным телом мух! Ступайте славы рыцарской и чести добиваться! Вы, плугари, гречкосеи, овцепасы, баболюбы! полно вам за плугом ходить, да пачкатъ в земле свои желтые чеботы, да подбираться к жинкам и губить силу рыцарскую! Пора доставать козацкой славы!" И слова эти были как искры, падавшие на сухое дерево. Пахарь ломал свой плуг, бровари и пивовары кидали свои кади и разбивали бочки, ремесленник и торгаш посылал к черту и ремесло и лавку, бил горшки в доме. И все, что ни было, садилось на коня. Словом, русский характер получил здесь могучий, широкий размах, дюжую наружность.

Тарас был один из числа коренных, старых полковников: весь был он создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава. Тогда влияние Польши начинало уже оказываться на русском дворянстве. Многие перенимали уже польские обычаи, заводили роскошь, великолепные прислуги, соколов, ловчих, обеды, дворы. Тарасу было это не по сердцу. Он любил простую жизнь козаков и перессорился с теми из своих товарищей, которые были наклонны к варшавской стороне, называя их холопьями польских панов. Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма. Сам с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и не почтили предковского закона и, наконец, когда враги были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства.

Теперь он тешил себя заранее мыслью, как он явится с двумя сыновьями своими на Сечь и скажет: "Вот посмотрите, каких я молодцов привел к вам! "; как представит их всем старым, закаленным в битвах товарищам; как поглядит на первые подвиги их в ратной науке и бражничестве, которое почитал тоже одним из главных достоинств рыцаря. Он сначала хотел было отправить их одних. Но при виде их свежести, рослости, могучей телесной красоты вспыхнул воинский дух его, и он на другой же день решился ехать с ними сам, хотя необходимостью этого была одна упрямая воля. Он уже хлопотал и отдавал приказы, выбирал коней и сбрую для молодых сыновей, наведывался и в конюшни и в амбары, отобрал слуг, которые должны были завтра с ними ехать. Есаулу Товкачу передал свою власть вместе с крепким наказом явиться сей же час со всем полком, если только он подаст из Сечи какую-нибудь весть. Хотя он был и навеселе и в голове его еще бродил хмель, однако ж не забыл ничего. Даже отдал приказ напоить коней и всыпать им в ясли крупной и лучшей пшеницы и пришел усталый от своих забот.

Ну, дети, теперь надобно спать, а завтра будем делать то, что бог даст. Да не стели нам постель! Нам не нужна постель. Мы будем спать на дворе.

Ночь еще только что обняла небо, но Бульба всегда ложился рано. Он развалился на ковре, накрылся бараньим тулупом, потому что ночной воздух был довольно свеж и потому что Бульба любил укрыться потеплее, когда был дома. Он вскоре захрапел, и за ним последовал весь двор; все, что ни лежало в разных его углах, захрапело и запело; прежде всего заснул сторож, потому что более всех напился для приезда паничей.

Одна бедная мать не спала. Она приникла к изголовью дорогих сыновей своих, лежавших рядом; она расчесывала гребнем их молодые, небрежно всклоченные кудри и смачивала их слезами; она глядела на них вся, глядела всеми чувствами, вся превратилась в одно зрение и не могла наглядеться. Она вскормила их собственною грудью, она возрастила, взлелеяла их - и только на один миг видит их перед собою. "Сыны мои, сыны мои милые! что будет с вами? что ждет вас?" - говорила она, и слезы остановились в морщинах, изменивших ее когда-то прекрасное лицо. В самом деле, она была жалка, как всякая женщина того удалого века. Она миг только жила любовью, только в первую горячку страсти, в первую горячку юности, и уже суровый прельститель ее покидал ее для сабли, для товарищей, для бражничества. Она видела мужа в год два-три дня, и потом несколько лет о нем не бывало слуху. Да и когда виделась с ним, когда они жили вместе, что за жизнь ее была? Она терпела оскорбления, даже побои; она видела из милости только оказываемые ласки, она была какое-то странное существо в этом сборище безженных рыцарей, на которых разгульное Запорожье набрасывало суровый колорит свой. Молодость без наслаждения мелькнула перед нею, и ее прекрасные свежие щеки и перси без лобзаний отцвели и покрылись преждевременными морщинами. Вся любовь, все чувства, все, что есть нежного и страстного в женщине, все обратилось у ней в одно материнское чувство. Она с жаром, с страстью, с слезами, как степная чайка, вилась над детьми своими. Ее сыновей, ее милых сыновей берут от нее, берут для того, чтобы не увидеть их никогда! Кто знает, может быть, при первой битве татарин срубит им головы и она не будет знать, где лежат брошенные тела их, которые расклюет хищная подорожная птица; а за каждую каплю крови их она отдала бы себя всю. Рыдая, глядела она им в очи, когда всемогущий сон начинал уже смыкать их, и думала: "Авось либо Бульба, проснувшись, отсрочит денька на два отъезд; может быть, он задумал оттого так скоро ехать, что много выпил".

Месяц с вышины неба давно уже озарял весь двор, наполненный спящими, густую кучу верб и высокий бурьян, в котором потонул частокол, окружавший двор. Она все сидела в головах милых сыновей своих, ни на минуту не сводила с них глаз и не думала о сне. Уже кони, чуя рассвет, все полегли на траву и перестали есть; верхние листья верб начали лепетать, и мало-помалу лепечущая струя спустилась по ним до самого низу. Она просидела до самого света, вовсе не была утомлена и внутренне желала, чтобы ночь протянулась как можно дольше. Со степи понеслось звонкое ржание жеребенка; красные полосы ясно сверкнули на небе.

Бульба вдруг проснулся и вскочил. Он очень хорошо помнил все, что приказывал вчера.

Ну, хлопцы, полно спать! Пора, пора! Напойте коней! А где стара"? (Так он обыкновенно называл жену свою.) Живее, стара, готовь нам есть: путь лежит великий!

Бедная старушка, лишенная последней надежды, уныло поплелась в хату. Между тем как она со слезами готовила все, что нужно к завтраку, Бульба раздавал свои приказания, возился на конюшне и сам выбирал для детей своих лучшие убранства. Бурсаки вдруг преобразились: на них явились, вместо прежних запачканных сапогов, сафьянные красные, с серебряными подковами; шаровары шириною в Черное море, с тысячью складок и со сборами, перетянулись золотым очкуром; к очкуру прицеплены были длинные ремешки, с кистями и прочими побрякушками, для трубки. Казакин алого цвета, сукна яркого, как огонь, опоясался узорчатым поясом; чеканные турецкие пистолеты были задвинуты за пояс; сабля брякала по ногам. Их лица, еще мало загоревшие, казалось, похорошели и побелели; молодые черные усы теперь как-то ярче оттеняли белизну их и здоровый, мощный цвет юности; они были хороши под черными бараньими шапками с золотым верхом. Бедная мать как увидела их, и слова не могла промолвить, и слезы остановились в глазах ее.

Ну, сыны, все готово! нечего мешкать! - произнес наконец Бульба. Теперь, по обычаю христианскому, нужно перед дорогою всем присесть.

Все сели, не выключая даже и хлопцев, стоявших почтительно у дверей.

Теперь благослови, мать, детей своих! - сказал Бульба. - Моли бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую2, чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то - пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.

Мать, слабая, как мать, обняла их, вынула две небольшие иконы, надела им, рыдая, на шею.

Пусть хранит вас... божья матерь... Не забывайте, сынки, мать ваш у... пришлите хоть весточку о себе... - Далее она не могла говорить.

Ну, пойдем, дети! - сказал Бульба.

У крыльца стояли оседланные кони. Бульба вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст.

Когда увидела мать, что уже и сыны ее сели на коней, она кинулась к меньшому, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности: она схватила его за стремя, она прилипнула к седлу его и с отчаяньем в глазах не выпускала его из рук своих. Два дюжих козака взяли ее бережно и унесли в хату. Но когда выехали они за ворота, она со всею легкостию дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила лошадь и обняла одного из сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять увели.

Молодые козаки ехали смутно и удерживали слезы, боясь отца, который, с своей стороны, был тоже несколько смущен, хотя старался этого не показывать. День был серый; зелень сверкала ярко; птицы щебетали как-то вразлад. Они, проехавши, оглянулись назад; хутор их как будто ушел в землю; только видны были над землей две трубы скромного их домика да вершины дерев, по сучьям которых они лазили, как белки; один только дальний луг еще стлался перед ними, - тот луг, по которому они могли припомнить всю историю своей жизни, от лет, когда катались по росистой траве его, до лет, когда поджидали в нем чернобровую козачку, боязливо перелетавшую через него с помощию своих свежих, быстрых ног. Вот уже один только шест над колодцем с привязанным вверху колесом от телеги одиноко торчит в небе; уже равнина, которую они проехали, кажется издали горою и все собою закрыла. - Прощайте и детство, и игры, и всё, и всё!