Чернобыль: воспоминания очевидцев трагедии, которой лучше бы не было. История семьи, которая пережила чернобыль Воспоминания о катастрофе в чернобыле

В Чернобыльской катастрофе 1986 года было что-то, что по сей день держит вокруг зоны отчуждения атмосферу тайны. И причиной тому стала, скорей, не встреча с парочкой-другой зомби у колючей проволоки, а бурная фантазия писателей-фантастов. Так что же представляет собой Чернобыль? Интересные факты о Чернобыльской зоне и мои личные воспоминания мы рассмотрим.

Это фото я намеренно не ретушировал, только немного осветлил.
Зернистость на нем - это воздействие радиоактивного излучения.

Во времена катастрофы мне было 18 лет. Я мог бы попасть на станцию в качестве ликвидатора, находясь на службе в Советской армии, как попал мой друг Олег. Он после этого несколько месяцев находился на излечении в госпитале. О его судьбе после 1992 года я ничего не знаю. надеюсь, что жив и здоров до сих пор.
Но я в это время поступал в военное училище. Поэтому сия чаша меня минула.
После окончания училища, я приобщился к людям, которые там побывали.
В 1993-94 годах я участвовал в облете и мониторинге объекта "Саркофаг".
За это время 4-е раза. Дважды к нам присоединялись международные наблюдатели.
Мы облетали зону объекта "Саркофаг" на определенной высоте на вертолете и замеряли уровень излучения путем опускания приборов на тросе. Зачем это делалось - не могу сказать, т.к. все замеры производились и с земли тоже. Мало того, на самом объекте стояла куча датчиков. Больше для эффекта, наверное летали.
Не было там сумасшедшего фона, как иногда это проскакивало в СМИ. Все было в пределах нормы. Правда и нормы там были немного другие, с поправкой на катастрофу. Но все равно, находиться какое-то время можно было без ущерба для здоровья. В те времена еще работали остальные блоки АЭС. И персонал там менялся раз в 2 или 4 недели. Не помню уже сейчас.
Заходили на станцию с западной стороны, вылетали из г. Коростеня. Вид "Саркфага" производил незабываемое впечатление. Чуть западнее был объект "Дуга", РЛС в г. Чернобыль-2. Это вообще что-то! Таких огромных антенн я никогда не видел! Даже с высоты 500-700 метров - это грандиозное зрелище.
На самом деле сложно передать все свои ощущения. Но, тогда, я почувствовал себя немного причастным ко всем тем трагическим событиям 1986 года.

Ниже, хочу привести некоторые факты, которые я не нашел на "фишках".
Возможно я плохо искал, поэтому не судите строго за "бояны".

Масштаб катастрофы

Начнем мы изучать интересные факты о Чернобыле с момента самой катастрофы. Оценка масштабов Чернобыльской катастрофы оценивается в том числе и по количеству высвободившегося радиоактивного материала. Чтобы представить последствия аварии, количество выброшенного радиоактивного материала сравнивают с первым применением ядерного оружия.
Так, мы знаем, что на японский город Хиросима в 1945 году была сброшена атомная бомба. Авария на ЧАЭС высвободила в 500 раз больше разрушительной массы. Количество радиоактивных материалов составило 50 миллионов кюри.

Жертвы аварии

Первыми жертвами радиации стали пожарные, которых отправились без специальной защиты тушить пожар в четвертом реакторе. Поскольку станция работала в момент аварии, там находилось много людей. 134 из них получили лучевую болезнь, находясь на работе в первое время после выброса. Около 30 человек умерли от лучевой болезни уже в течение первого месяца. На ликвидацию последствий аварии было призвано 600 тысяч человек. Многие из них получили большую или меньшую дозу облучения.
Кроме ликвидаторов, пострадало огромное количество жителей стран, территории которых ближе всего находятся к нынешней зоне отчуждения. Всего в Украине, Беларуси и России (тогда едином СССР) подверглись облучению более 8,4 миллиона жителей. Таков размах последствий, которые повлекла катастрофа. С тех пор стал городом-призраком Чернобыль. Интересные факты, о которых мы поговорим дальше, поражают.

Пути распространения радиации

Хоть ЧАЭС находится на территории Украины, большая часть пострадавших в Беларуси. Это было обусловлено направлением ветра в момент катастрофы. Сельскохозяйственные угодья Беларуси оказались непригодными для возделывания. Стране пришлось от них отказаться, что привело к серьезному убытку в экономике. Какие еще интересные факты о Чернобыле и всей зоне отчуждения известны человечеству?

Законсервированная опасность

Под чернобыльским саркофагом (укрытие над четвертым энергоблоком АЭС) законсервировано более 95% радиоактивного материала. Учитывая, что широкомасштабные последствия аварии обусловлены распространением незначительной части опасных веществ, важность саркофага чрезмерна. Строительство нового укрытия уже ведется. На него выделены миллиарды долларов. Это укрытие уже почти закончено. Но о нем в следующем посте.

Зона отчуждения обитаема!

В нашем восприятии зона отчуждения - территория, запретная для людей. В случае с Чернобылем это обосновано. Людей здесь ждала и до сих пор ждет радиационная опасность, значит, согласно логике, их здесь быть не должно. Но люди живут в запретной зоне! Вот такие нам подкинул современный Чернобыль интересные факты.
ех, кто рискнул вернуться домой в отгороженные территории, мы сегодня называем самоселами. По данным 2014 года, в Чернобыле и принадлежащим этому району поселках и селах живет около трех сотен человек. Преимущественно это старики, не пожелавшие в 1986 году менять место жительства.

Теперь мы знаем, что стаи зомби не ходят под чернеющими деревьями Чернобыля. Там прекрасная природа и живые, в подавляющем количестве абсолютно нормальные животные. Более того, в зоне отчуждения обитают самоселы - люди, рискнувшие остаться в своих домах вдали от цивилизации. На этой ноте мы покидаем Чернобыль. Интересные факты на этом не заканчиваются, поскольку атмосферу загадочности создают сами посетители зоны. Она пополняется граффити, отображающими фантазии людей. И в этих творения на уличных стенах определенно есть нечто сакральное. Теперь остается решить, стоят ли город Чернобыль, Припять и прочие места радиационной зоны того, чтобы их посетить, или следует оставить их, как положено, зоной отчуждения.

«Проспект Мира» публикует воспоминания 63-летнего железногорца Валерия Николаевича Махонина. 30 лет назад он, простой водитель с ГХК, по собственному желанию отправился ликвидировать последствия Чернобыльской катастрофы. О том, что он пережил за два месяца 1986 года, Валерий Николаевич рассказал проекту «Черная быль».

Пошел я к своему начальнику и говорю: «Поеду в Чернобыль людей спасать». А он мне: «Поезжай, если хочешь». Погрузили нас в автобус, довезли до аэропорта в Емельяново, нас уже там самолет ждал. Сели мы в самолет, долетели сначала до Киева, а оттуда доехали до бывшего пионерлагеря «Голубые озера». Встретил нас там человек, забыл его имя-фамилию, и спрашивает: «Кто из вас знает, что такое радиация?» Говорю: «Я знаю, поскольку на горно-химическом комбинате работаю». И снова спрашивают: «А есть ли среди вас, вновь прибывших, водители? Если есть, то какой категории?» Тогда я снова отвечаю: «Я водитель. У меня все категории. И грузовик, и автобус могу водить». «Хорошо, - мне говорят, - будете цемент возить. Вот паровозы стоят, грузитесь цементом». Подъехали мы к паровозам, а там немецкие бетононасосы для бетонзавода стоят. Классная техника. Нас быстренько цементом загрузили, и погнали мы на станцию.

Освинцованный автобус, водителем которого был Валерий Махонин (четвертый слева во 2-ом ряду)

Отвез я цемент в Чернобыль, вернулся, а мне говорят: «Рабочих много, а водителей мало, нам водитель автобуса нужен».

Дали мне освинцованный внутри автобус. Пассажиры в освинцованном салоне, а я-то, водитель, открыт и ничем не защищен, разве что одна дверь в кабине водительской освинцована… Но, раз надо, значит, везу.

Вот я еду к станции - страх божий! Реактор весь разворочен, развалило его взрывом, и будто радуга по нему идет. Говорю ребятам: «Не смотрите туда, чтоб катаракту не заработать». А сам очки черные надел, чтоб хоть как-то глаза защитить - я ж ведь знаю, что такое радиация. Ликвидаторов пособирали со всего Союза, всех национальностей, некоторые по-русски плохо понимают… Особенно трудно с мусульманами было: надо работать, а они усядутся и молятся Аллаху. Я им говорю: «Вы же сюда людей спасать приехали, чего сидите снопами?» А они мне: «Мы свои 25 рентген уже схватили, долг выполнили, теперь пусть другие едут, да хоть весь Союз».

Я работал в четвертом районе на четвертом блоке - там все по районам поделены были, и у каждого подразделения своя задача. Нашей задачей было залить 4-ый блок бетоном изнутри, чтоб от других блоков отсечь.

Господи, насмотрелся я всякого… При мне в разлом запускали роботов для производства опасных для жизни людей работ - уровень радиации был слишком высоким. Но даже электроника не выдерживала такого уровня радиации, роботы отказывали, «замирали».

Были там по всей зоне пункты, где «дозики» измеряли уровень загрязнения. На этих пунктах мыли мы технику порошком, да разве таким способом можно технику очистить? Когда приборы у «дозиков» зашкаливать начинало, загрязненную технику попросту бросали возле станции. Вы даже не представляете, сколько вокруг станции брошенной техники стояло.

Было у меня несколько пропусков. Один - красный, который «всюду», другой - «зеленый», с ограничениями. «Красный пропуск» у меня забрали перед тем, как мне домой ехать, а «зеленый» так у меня и остался на память.

По «красному пропуску» съездил я в Припять. Попросила меня о том одна женщина, диспетчер, которая раньше в Припяти жила. Когда из Припяти эвакуировались, то все вещи побросали, потому что они «звенели».

«Зачем тебе те вещи? Они же зараженные!» - я женщину спросил. А она мне: «Осень уже, похолодает скоро, мне же в чем-то ходить надо. Но кроме тех зараженных вещей ничего больше нет, да и купить новые не на что». Ну, взяли мы с собою «дозика» и поехали. Стал «дозик» вещи осматривать - всё звенит, везде приборы зашкаливают. Кое-как одно пальто выбрал, чуть меньше других вещей зараженное. «Вот это бери! - сказал. - Хотя и это пальто тоже брать нежелательно». А еще деда, оставшегося жить в Припяти после катастрофы на ЧАЭС, никогда не забуду! Отказался он наотрез дом покидать, сказал, что терять ему нечего: сын того деда на ЧАЭС работал. Погиб он. И старуха дедова в тот момент, как случилась катастрофа на ЧАЭС, умерла. Сердечница она была. Похоронил ее дед в саду возле дома… Деда того медики как подопытного кролика воспринимали… Раз в неделю приходил он к нам за продуктами, закупался и снова отправлялся жить в Припять. А когда у нас в лагере бывал, то медики его осматривали, следили, стало быть, за его состоянием. Когда я из Чернобыля уезжал, жив еще был дед тот…

Были случаи мародерства в Припяти и Чернобыле. Задержали одного мародера, который лазил по квартирам, забирал золото и деньги, делал тайники. Прямо в Чернобыле он предстал перед военным трибуналом. Осудили его на 10 лет строго режима.

Кормили нас в столовых хорошо. Три раза в день. Как на убой. Всё что хочешь, давали, вплоть до черной и красной икры. С водой сначала проблем не было. До того, как саркофаг стали закрывать, воды всякой было вдоволь: сколько хочешь, столько пей. А вот когда саркофаг стали закрывать, вода обрела тухлый привкус. Привезли нам какую-то тухлую минералку. Пришлось ее пить…

Нельзя было, чтобы вода на реактор попадала. Над станцией каждый день вертолеты летали и бомбили тучи, чтобы никаких осадков не было. Дождя не было, жара стояла страшная - плюс 40-50 градусов. Реактор, хоть и авария произошла, всё равно еще работал. Каждые полчаса фукал. Это значит, что выбросы радиоактивные регулярно производились. Как реактор фукнет, так у меня мурашки по всему телу, будто кто иголками колет. То, что выбросы - каждые полчаса, от нас скрывали, но тело ведь не обманешь, тело чувствует… Некоторые люди через каждые полчаса кашлять начинали…

Стояли мы в 120-и километрах от ЧАЭС, нас возили на автобусе до границы тридцатикилометровой зоны. А затем я пересаживался за руль освинцованного автобуса и вез людей к 4-ому блоку. Работал по 18-20 часов с сутки. Перегрузки были у всех. Многие за рулем засыпали, потому и аварий случалось много. Помню одного тракториста… Подъезжаем к блоку, смотрим: трактор гудит, вроде как работает, но на месте стоит. Кабина освинцованная, но всё же видно, что кто-то там за рулем в свинцовом куполе сидит - то ли помер, то ли спит. Стучали-стучали, он нас не слышит, но тогда говорю ребятам: «Тащите лом! Может, жив еще человек и удастся его спасти!» Кое-как открыли мы ту кабину, выволокли бедолагу. Но спасти успели. Жив он.

Когда накопители начальника участка и главного инженера, привезенные ими с собою из Томска, стали показывать 50 рентген, я свою кассету выбросил… А те данные, что в моей карточке, это данные за пару дней, не более.

Я многое видел. К примеру, видел, как лазерными установками отсекали металлические конструкции над развороченным блоком реактора перед тем, как его бетоном залить. В то время это была секретная информация.

Еще знаю - сам видел - что трубы, по которым бетон подавался, часто менять приходилось. Никто понять не мог, в чём дело… Потом КГБ-шники по секрету рассказали, что на бетонном заводе работали вредители. Сверху в машины сбрасывали камни, которые забивали насосы и трубы. Вроде бы поймали тех вредителей.

Не пойму, зачем кому-то понадобилось мешать ликвидации аварии?! Японцам что ли?

В приемной губернатора А. Хлопонина; В. Махонин - во втором ряду второй справа

Я приехал домой весь «пропитанный» радиацией, звенел, чуть ли не светился в темноте… Сам как источник радиации был… Обещали нас встретить в аэропорту, да никто не встретил… Добирался на общественном транспорте… Приехал домой, а жена меня на порог не пускает: «Снимай с себя всё на лестничной площадке, вплоть до трусов и носков! Упакуй в мешки, а потом - в душ». Ну я так и сделал: огляделся - нет никого на лестничной клетке - разделся догола и в душ сиганул. Потом понес свои вещи на комбинат, думал, девочки отстирают. Да не смогли они ничего отстирать. Всё выбросить пришлось. А дозиметристы наши ГХК-овские сказали, что нельзя мне было в общественном транспорте ехать, поскольку, даже будучи без одежды, голышом, весь звеню…

Горько мне, что отношение к нам нынче не слишком хорошее… Квартиру обещали - не дали, путевки на лечение - не дали, а в поликлинику я и сам перестал ходить… Бесполезно… Даже лекарства бесплатные не получить… Но всё равно я ни о чём не жалею, ведь у каждого человека - своя судьба. Какая бы эта судьба ни была, но она - моя. И точка!»

Больше фото и оригинал текста - здесь: http://www.чернаябыль.рф/likvidatory/26-maxonin-valerij-nikolaevich.html

  • 26. 04. 2016

Нина Назарова собрала отрывки из книг об аварии, ее последствиях, погибших родственниках, панике в Киеве и суде

Авария

Книга двух спецкоров «Известий», написанная по горячим следам, ушла в печать меньше чем через год после катастрофы. Репортажи из Киева и зоны поражения, ликбез о действии радиации, осторожные комментарии врачей и непременное для советской печати заключение «уроки Чернобыля».

Дежурство по пожарной охране АЭС нес третий караул. Целый день караул проводил время в соответствии с обычным распорядком: теоретические занятия в учебном классе, практические - под руководством лейтенанта Владимира Правика на строящемся пятом энергоблоке. Потом играли в волейбол, смотрели телевизор.

В третьем карауле дежурил Владимир Прищепа: «Я ушел спать в 23 часа, потому что позже надо было заступать дневальным по части. Ночью я услыхал взрыв, но не придал ему значения. Через одну-две минуты прозвучала боевая тревога…»

Вертолеты ведут дезактивацию зданий Чернобыльской атомной электростанции после аварии

На стремительно развивавшиеся события в первые секунды не обратил особого внимания и Иван Шаврей, который в этот момент находился на посту возле диспетчерской:

«Мы стояли втроем, разговаривали, как вдруг - мне так показалось - послышался сильный выброс пара. Мы это не приняли всерьез: похожие звуки раздавались и до того дня неоднократно. Я собирался уходить отдыхать, как вдруг сработала сигнализация. Кинулись к щиту, а Легун пробовал выйти на связь, но никакой связи не было… Тут и произошел взрыв. Я бросился к окну. За взрывом последовал мгновенно следующий взрыв. Я увидел огненный шар, который взвился над крышей четвертого блока…»

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля. М., 1987.)

Родственники

Роман Светланы Алексиевич - лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года - построенный в жанре истории эмоций на устных свидетельствах простых людей. Все они, независимо от рода занятий и степени вовлеченности в катастрофу, осмысляли и переживали трагедию.

«… Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоем. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу - какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Читайте также фоторепортер и журналист Виктория Ивлева побывала внутри 4-го реактора ЧАЭС

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит .)


Пострадавший от аварии на Чернобыльской АЭС на лечении в шестой клинической больнице Минздрава СССР Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины:

Пропусти меня!

Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо.

Держу ее:

Только посмотреть.

Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут.

Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет…

– Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра.

Но он не пьет молоко.

Сейчас будет пить.

Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые.

Спрашиваю:

Васенька, что делать?

Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок.

Я - беременная. Но как я его оставлю? Просит:

Уезжай! Спасай ребенка! -

Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

(Светлана Алексиевич. Чернобыльская молитва. М., 2013)

Ликвидация последствий

Воспоминания офицера запаса, призванного для ликвидации аварии и проработавшего 42 суток в эпицентре взрыва - на третьем и четвертом реакторах. Дотошно описан сам процесс ликвидации последствий - что, как, в какой последовательности и каких условиях делали люди, а также, тем же сдержанным тоном, все мелкие подлости руководства: как экономили на средствах защиты и их качестве, не желали выплачивать ликвидаторам премии и цинично обходили с наградами.

«Нас вызвали для отправки в военные лагеря сроком на сто восемьдесят суток, отправка сегодня в двенадцать часов. На мой вопрос, можно ли было предупредить хотя бы за сутки, ведь не военное же время (мне нужно было отправить жену с шестимесячным ребенком к ее родителям в город Ульяновку Кировоградской области. Даже за хлебом до магазина идти полтора километра по пересеченной местности - дорога грунтовая, подъемы, спуски, да и с маленьким ребенком женщине в чужом селе не справиться), мне был дан ответ: “Считайте, что это военное время - вас берут на ЧАЭС”. <…>


Авария на Чернобыльской АЭС. Проезд и проход запрещен Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Нам предстояло работать в помещениях четвертого реактора. Была поставлена задача - построить две стены из мешков с цементным раствором. <…> Мы стали замерять уровень радиации. Стрелка дозиметра отклонялась вправо и зашкаливала. Дозиметрист переключил прибор на следующую градуировку шкалы, при которой снимаются более высокие уровни радиации. Стрелка по-прежнему отклонялась вправо. Наконец она остановилась. Сделали замеры в нескольких местах. В конце подошли к противоположной стене и выставили штатив для замера к проему. Стрелка зашкалила. Мы вышли из помещения. Внизу посчитали средний уровень радиации. Он составлял сорок рентген в час. Подсчитали время работы - оно составляло три минуты.

Читайте также Корреспондент «Таких дел» накануне 30-й годовщины Чернобыля побывал в зоне чернобыльского поражения в Тульской области

Это время нахождения в рабочем помещении. Чтобы забежать с мешком цемента, уложить и выбежать из помещения, достаточно примерно двадцати секунд. Следовательно, каждому из нас нужно было появиться в рабочем помещении десять раз - принести десять мешков. Итого, на восемьдесят человек - восемьсот мешков. <…> Лопатами быстро накладывали раствор в мешки, завязывали, помогали поднять на плечи и бегом наверх. Поддерживая мешок на плечах правой рукой, левой цеплялись за перила и бегом по ступенькам преодолевали высоту примерно восьми-девятиэтажного дома. Маршевые лестницы здесь были очень длинные. Когда выбегал наверх, сердце просто выскакивало из груди. Раствор просачивался сквозь мешок и стекал по всему телу. Забежав в рабочее помещение, мешки укладывали так, чтобы они друг друга перекрывали. Так укладывают кирпичи при строительстве дома. Уложив мешок, бегом друг за другом спускаемся вниз. Встречные бегут вверх, напрягаясь изо всех сил, цепляясь за перила. И опять все повторялось. <…>

Респираторы были как грязные мокрые тряпки, но у нас для замены их не было. Мы и эти выпрашивали для работы. Почти все сняли респираторы, потому что невозможно было дышать. <…> Впервые в жизни пришлось узнать, что такое головная боль. Поинтересовался, как себя чувствуют остальные. Те, кто был уже две, три недели и больше, сказали, что у всех к концу первой недели по прибытии на станцию начинаются постоянные головные боли, слабость, першение в горле. Заметил, что когда ехали на станцию, и она была уже видна, то всегда в глазах у всех не хватало смазки. Мы жмурились, глаза как будто высыхали».

(Владимир Гудов. 731 спецбатальон. М., 2009.)

Добровольцы

Интернет-самиздата с воспоминаниями ликвидаторов и очевидцев аварии на ядерном реакторе достаточно много - такие истории собраны, например, на сайте people-of-chernobil.ru. Автор мемуаров «Ликвидатор» Сергей Беляков, химик по образованию, поехал в Чернобыль добровольцем, провел там 23 дня, а позже получил американское гражданство и нашел работу в Сингапуре.

«В начале июня я добровольно пришел в военкомат. Как у «секретоносителя со степенью», у меня была бронь от сборов в Чернобыле. Позже, когда в 87-88 годах наступила проблема с кадрами офицеров-запасников, хватали всех без разбора, но шел 86-ой, страна все еще была милостива к своим остепененным сыновьям… Молодой капитан в дежурке райвоенкомата, не поняв сначала, сказал, мол, мне нечего волноваться - меня не призывают и не будут призывать. Но когда я повторил, что хочу ехать по своей воле, посмотрел на меня, как на умалишенного, и указал на дверь кабинета, где усталый майор, вытащив мою карточку учета, без выражения сказал:

На кой х.. ты туда прешься, шо тебе дома не сидится?
Крыть было нечем.


Группа специалистов направляется в зону Чернобыльской атомной электростанции для ликвидации последствий аварии Фото: Борис Приходько/РИА Новости

Так же невыразительно он сказал, что повестка придет по почте, с ней надо будет снова прийти сюда, получить предписание, проездные документы, и - вперед.
Моя карточка перекочевала в новенькую папку с завязками. Дело было сделано.
Последующие за этим дни ожидания были наполнены болезненным выискиванием хоть каких-то новостей о конкретном месте сборов, о том, чем занимаются на станции «партизаны», об их быте… Мать интересовало главным образом последнее. Однако я, хлебнув однажды из войскового «сборового» котелка, радужных иллюзий на этот счет не питал.
Но ничего нового об участниках спецсборов ни в прессе, ни по ТВ не сообщалось».

(Сергей Беляков. Ликвидатор. Lib.ru)

Быт

«Чернобыль. Живы, пока нас помнят» - с одной стороны, сборник поздних воспоминаний ликвидаторов и ученых, работавших в Чернобыле, примечательных бытовыми подробностями (научная сотрудница Ирина Симановская, например, вспоминает, что аж до 2005 года проходила с найденным в куче мусора в Припяти зонтиком), а с другой - фоторепортаж: как выглядела зона в начале 2010-х.

Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе

« Приехали в Киев, отметили командировки и отправились на пассажирском катере в Чернобыль. Прямо там переоделись в белую спецодежду, которую взяли с собой из Курчатовского института. На пристани нас встретили товарищи и отвели в местную больницу, в отделение гинекологии, где жили “курчатовцы” и коллеги из Киевского института ядерных исследований. Поэтому нас в шутку называли гинекологами. Это, может, и смешно, но я поселился в предродовой палате номер шесть.


Украинская ССР. Ликвидаторы аварии Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС

Кстати, в столовой был забавный случай. Людей там всегда было много, всегда радио работало. И вот диктор читает лекцию о продуктах, которые способствуют выведению радионуклеотидов из организма человека, и в том числе, говорит диктор: «помогают выводить радионуклеотиды спиртосодержащие продукты, вино». В столовой мгновенно наступила тишина. Ждут. Что же скажет дальше? Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе. Гогот стоял неимоверный».

(Александр Купный. Чернобыль. Живы, пока нас помнят. Харьков, 2011)

Радиационная разведка

Мемуары радиационного разведчика Сергея Мирного - книга в редком жанре веселых и циничных баек о Чернобыле. В частности, начинаются воспоминания с пятистраничного рассказа о том, как радиация влияет на кишечник (подсказка: как слабительное), и какую гамму душевных переживаний при этом испытывал автор.

« Первым делом в Чернобыле “радиационно разведывали” территорию АЭС, населенные пункты, дороги. Потом по этим данным населенные пункты с высокими уровнями эвакуировали, важные дороги до тогда терпимого уровня отмыли, знаки “Высокая радиация!” где надо поставили (они очень нелепо смотрелись, эти знаки, внутри самой зоны; писали б уже “Особо высокая радиация!”, что ли), на АЭС те места, где люди скапливаются и передвигаются, наметили и отмыли… И взялись за другие участки, за те работы, что стали на этом этапе неотложными. <…>

… Забор можно протянуть так, а можно этак. “Так” он будет короче, а какие там уровни? Если высокие, то, может, протянуть его иначе - по низким уровням? Больше столбов и колючей проволоки потратим (хрен с ним, с деревом и железом!), но при этом люди получат меньшие дозы? Или хрен с ними, с людьми, новых пришлют, а древоматериалов и колючки сейчас не хватает? Вот так все вопросы решаются - должны, по крайней мере, решаться - в зоне радиоактивного заражения. <…>


Легковой автомобиль, выезжающий из зоны чернобыльской катастрофы, проходит дезактивацию на специально созданном пункте Фото: Виталий Аньков/РИА Новости

Я уж не говорю про села - для них уровень гамма-радиации был тогда вопросом жизни и смерти - в самом прямом смысле: больше 0,7 миллирентгена в час - смерть: село выселяют; меньше 0,7 - ну, живите пока… <…>

А как она делается, эта карта? И как выглядит?

Достаточно обыкновенно.

На обычную топографическую карту наносится точка - место замера на местности. И надписывается, какой уровень радиации в этой точке… <…> Потом точки с одинаковыми значениями уровня радиации соединяют и получают “линии одинакового уровня радиации”, похожие на обычные горизонтали на обычных картах».

(Сергей Мирный. Живая сила. Дневник ликвидатора. М., 2010)

Паника в Киеве

« Жажда информации, которая ощущалась здесь, в Киеве, да и, наверное, везде - чернобыльское эхо без преувеличения всколыхнуло страну, - была просто физической. <…>

Неясность обстановки… Тревоги - мнимые и реальные… Нервозность… Ну скажите, как можно было обвинять тех же беженцев из Киева в создании паники, когда по большому счету напряженность обстановки родили не в последнюю очередь мы сами, журналисты. А точнее, те, кто не давал нам реальной информации, кто, строго указуя перстом, говорил: “Совершенно ни к чему газетчикам знать, скажем, подробно о радиационном фоне”. <…>

Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок ее был ярко-желтым - бабушка пила йод.

“Что же вы делаете, мамаша?” - бросился я к ней.


Эвакуация населения из 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС. Жительницы Киевской области прощаются друг с другом и со своими домами, 1986 год Фото: Марущенко/РИА Новости

И она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его… кефиром. Бабуся протянула мне для убедительности полупустую бутылку из-под кефира. Растолковать ей что-либо я так и не смог.

В тот же день выяснилось - в киевских клиниках больше совсем не радиационных больных, в них много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожженным пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость».

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля)

Городское управление Припятью

Советское руководство, как на местном, так и на государственном уровне, в истории с Чернобылем принято ругать: за медленную реакцию, неподготовленность, сокрытие информации. «Летопись мертвого города»- свидетельство с той стороны. Александр Эсаулов на момент аварии был зампредседателем Припятского горисполкома - иначе говоря, мэром Припяти - и рассказывает о ступоре, напряженной работе и специфике управления эвакуированным городом.

« Проблем возникло такое множество, они были такие нетипичные, что просто руки опускались. Мы работали в уникальных, исключительных условиях, в каких не работала ни одна мэрия мира: мы работали в городе, которого нет, городе, который существовал только как административная единица,

Читайте также Этих людей с разных континентов объединяет одно: они родились в один день с Чернобылем

как определенное количество ставших враз нежилыми жилых домов, магазинов, спортивных сооружений, из которых очень скоро выветрился терпкий запах человеческого пота, и навсегда вошел мертвящий запах заброшенности и пустоты. В исключительных условиях и вопросы были исключительные: как обеспечить охрану оставленных квартир, магазинов и других объектов, если находиться в зоне опасно? Как предотвратить пожары, если отключать электричество нельзя, - ведь сразу не знали, что город покинут навсегда, а в холодильниках оставалось очень много продуктов, дело-то ведь было перед праздниками. Кроме того, очень много продуктов было в магазинах и на торговых складах, и что с ними делать, тоже было неизвестно. Как быть, если человеку стало плохо, и он потерял сознание, как было с телефонисткой Мискевич, работавшей на узле связи, если обнаружена оставленная парализованная бабушка, а медсанчасть уже полностью эвакуирована? Куда девать выручку из магазинов, которые еще с утра работали, если банк деньги не принимает, потому что они “грязные”, и, между прочим, совершенно правильно делает. Чем кормить людей, если последнее работавшее кафе “Олимпия” брошено, так как поваров не меняли более суток, а они тоже люди, и у них дети, а само кафе разгромлено и разграблено дочиста. Людей в Припяти оставалось порядочно: еще работал завод “Юпитер”, выполняя месячный план, потом там проводился демонтаж уникального оборудования, которое оставлять было нельзя. Оставались многие работники станции и строительных организаций, которые принимают активное участие в ликвидации аварии - им пока просто негде жить. <…>


Вид на город Припять в первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС Фото: РИА Новости

Как заправить машины, если талоны и путевки остались в зоне с такими высокими уровнями, что туда и на минуту заходить небезопасно, а автозаправщик приехал то ли из Полесского, то ли из Бородянки, и у него за отпущенный бензин, естественно, потребуют отчет по всей форме - там же пока не знают, что у нас самая настоящая война!»

(Александр Эсаулов. Чернобыль. Летопись мёртвого города. М., 2006)

Журналисты «Правды» в 1987 году

Репортажи журналиста «Правды» 1987 года, примечательные в качестве незамутненного образца кондового советского газетного стиля и безграничной веры в Политбюро - что называется, «так плохо, что уже хорошо». Сейчас такого уже не делают.

« Вскоре мы, специальные корреспонденты «Правды» – М. Одинец, Л. Назаренко и автор, – решили и сами организовать рыбалку на Днепре, учитывая сложившуюся обстановку, на сугубо научной основе. Без ученых и специалистов теперь не обойтись, не поверят, а потому на борту «Финвала» собрались кандидат технических наук В. Пыжов, старший ихтиолог из НИИ рыбного хозяйства О. Топоровский, инспектора С. Миропольский, В. Заворотний и корреспонденты. Возглавил нашу экспедицию Петр Иванович Юрченко - человек известный в Киеве как гроза браконьеров, которых, к сожалению, еще немало на реке.

Вооружены мы по последнему слову техники. К сожалению, не удочками и спиннингами, а дозиметрами. <…>

Задание у нас все-таки особое - проверить, можно ли рыболовам, у которых открытие сезона в середине июня, спокойно заниматься любимым делом – ловить рыбу, загорать, купаться, короче говоря, отдыхать. А что может быть прекраснее рыбалки на Днепре?!

Слухов, к сожалению, много… Мол, «в воду заходить нельзя», «река отравлена», «рыба теперь радиоактивная», «у нее надо отрезать голову и плавники», и т. д. и т. п. <…>


В 1986 году группа иностранных корреспондентов посетила Макаровский район Киевской области, в населенные пункты которого были эвакуированы жители из района Чернобыльской АЭС. На снимке: иностранные журналисты наблюдают за тем, как ведется дозиметрический контроль на открытых водоемах Фото: Алексей Поддубный/ТАСС

С первых дней аварии, бывая в ее зоне, мы могли досконально изучить все, что связано с радиацией, прекрасно поняли, что напрасно не стоит рисковать своим здоровьем. Мы знали, что Минздрав УССР разрешил купаться, а потому, прежде чем заняться рыбалкой, с удовольствием выкупались в Днепре. И поплавали, и повеселились, и сфотографировались на память, правда, публиковать эти снимки не решились: не принято показывать корреспондентов в таком виде на страницах газеты… <…>

И вот рыбы уже разложены на столе, стоящем вблизи кормы теплохода. И Топоровский начинает священнодействовать над ними со своими приборами. Дозиметрические исследования показывают, что ни в жабрах, ни во внутренностях щуки, сома, судака, линя, карася, ни в их плавниках, хвосте никаких следов повышенной радиации нет.

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать»

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать».

И вот уже из камбуза доносится аппетитный аромат юшки. Едим по две, по три миски, а остановиться не можем. Хороши и жареные судак, караси, лини…

Уезжать с острова не хочется, но надо - вечером договорились о встрече в Чернобыле. Возвращаемся в Киев… А через несколько дней разговариваем с Ю. А. Израэлем, председателем Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды.

«Нас тоже замучили вопросами: можно ли купаться? Ловить рыбу? Можно и нужно!.. И очень жаль, что вы сообщаете о своей рыбалке уже после нее, а не заранее – обязательно поехал бы с вами!»

(Владимир Губарев. Зарево над Припятью. Записки журналиста. М., 1987)

Суд над руководством ЧАЭС

В июле 1987 года состоялся суд - к ответственности привлекли шестерых членов руководства атомной электростанции (слушания шли в полузакрытом режиме, материалы отчасти выложены на pripyat-city.ru). Анатолий Дятлов - заместитель главного инженера ЧАЭС, с одной стороны, пострадавший при аварии - из-за облучения у него развилась лучевая болезнь, а с другой - признанный виновным и осужденный на десять лет колонии. В своих воспоминаниях он рассказывает, как выглядела чернобыльская трагедия для него.

« Суд как суд. Обычный, советский. Все было предрешено заранее. После двух заседаний в июне 1986 года Межведомственного научно-технического совета под председательством академика А.П. Александрова, где доминировали работники Министерства среднего машиностроения, - авторы проекта реактора - была объявлена однозначная версия о виновности оперативного персонала. Другие соображения, а они были и тогда, отбросили за ненадобностью. <…>

Здесь кстати упомянуть о статье. Осудили меня по статье 220 Уголовного кодекса УССР за неправильную эксплуатацию взрывоопасных предприятий. В перечне взрывоопасных предприятий в СССР атомные электростанции не значатся. Судебно-техническая экспертная комиссия задним числом отнесла атомную электростанцию к потенциально взрывоопасным предприятиям. Для суда этого оказалось достаточно, чтобы применить статью. Здесь не место разбирать взрывоопасные или нет атомные электростанции,- устанавливать задним числом и применять статью Уголовного кодекса явно незаконно. Да кто укажет Верховному Суду? Было кому, он и действовал по их указке. Что угодно будет взрывоопасным, если не соблюдать правила проектирования.

И потом, что значит потенциально взрывоопасный? Вот советские телевизоры исправно взрываются, ежегодно гибнет несколько десятков человек. Их куда отнести? Кто виноват?


Подсудимые по делу об аварии на Чернобыльской атомной электростанции (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин во время судебного процесса Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Камнем преткновения для советского суда стал бы иск за гибель телезрителей. Ведь при всем желании не обвинишь телезрителей, что сидели перед телевизором без касок и бронежилетов. Обвинить предприятие? Государственное? Это значит - государство виновато? Советское-то? Суд такого извращения принципов никак не перенесет. Человек виновен перед государством - это да. А если нет, то никто. Семь десятков лет наши суды только в одну сторону гайку крутили. Сколько последних лет идет разговор о самостоятельности, независимости судов, служении закону и только закону.

26 апреля 1986 года произошла Чернобыльская катастрофа. Последствия данной трагедии ощущаются во всём мире до сих пор. Она породила множество удивительных историй. Ниже представлены десять историй, которые Вы наверняка не знали о последствиях Чернобыльской катастрофы.

Захороненное село Копачи

После аварии на Чернобыльской атомной электростанции (АЭС) и эвакуации жителей прилегающей территории власти приняли решение полностью захоронить село Копачи (Киевская область, Украина), которое было сильно загрязнено радиацией, дабы не допустить её дальнейшее распространение.

По приказу правительства было снесено целое поселение, за исключением двух зданий. После этого все обломки закопали глубоко в землю. Тем не менее, такой шаг лишь усугубил ситуацию, поскольку радиоактивные химические вещества попали в местные грунтовые воды.

В настоящее время территория бывшего села Копачи поросла травой. Единственное, что от него осталось – это предупреждающие знаки радиационной опасности, которые стоят возле каждого места, где было захоронено то или иное здание.

Причиной Чернобыльской аварии стал успешный эксперимент

Эксперимент с использованием реактора 4-го энергоблока, непосредственно приведший к катастрофе, на самом деле был призван улучшить безопасность его эксплуатации. Чернобыльская АЭС имела дизельные генераторы, которые продолжали питать насосы системы охлаждения, даже когда сам реактор отключался.

Тем не менее, между выключением реактора и достижением генераторами полной мощности была одна минута разницы – период, который не устраивал операторов атомной электростанции. Они модифицировали турбину таким образом, чтобы она продолжала вращаться после отключения реактора. Без согласования с вышестоящими органами директор Чернобыльской АЭС решил запустить полномасштабное испытание данной функции безопасности.

Однако в ходе проведения эксперимента мощность реактора упала ниже ожидаемого уровня. Это привело к нестабильности реактора, чему успешно противостояли автоматизированные системы.

И хотя испытание удалось, сам реактор пережил мощный всплеск энергии, от которого у него в буквальном смысле снесло крышу. Так произошла одна из самых страшных катастроф в истории человечества.

Чернобыльская атомная электростанция продолжала работать до 2000 года

После того как были прекращены работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, Советский Союз продолжил эксплуатировать остальные реакторы вплоть до своего распада и провозглашения независимости Украины. В 1991 году власти Украины заявили о том, что через два года полностью закроют Чернобыльскую АЭС.

Однако хроническая нехватка энергии вынудили украинское правительство отложить закрытие атомной электростанции. Тем не менее, денег на оплату труда работников АЭС у страны не было, поэтому ежегодно на Чернобыльской атомной электростанции происходило, как минимум, 100 инцидентов, связанных с безопасностью. В 2000 году, спустя 14 лет после Чернобыльской катастрофы, президент Украины под сильным давлением со стороны лидеров других стран, наконец, принял решение навсегда закрыть АЭС. В обмен ему пообещали один миллиард долларов на строительство двух новых ядерных реакторов. Деньги выделили, но ни реакторов, ни денег...

В 1991 году на Чернобыльской АЭС произошёл второй пожар

Учитывая грубые нарушения правил техники безопасности, плохое обслуживание и недостаточную профессиональную подготовку персонала Чернобыльской атомной электростанции, неудивительно, что после катастрофы 1986 года здесь произошла ещё одна трагедия на одном из оставшихся паровых генераторов.

В 1991 году на Чернобыльской АЭС начался пожар после того, как паровые турбины, производящие электрическую энергию на 2-м реакторе, перевели на плановое техническое обслуживание. Необходимо было отключить реактор, однако вместо этого автоматизированные механизмы случайно выполнили его перезагрузку.

Всплеск электрической энергии вызвал пожар в турбинном зале. Из-за высвобождения накопленного водорода произошло возгорание крыши. Часть её обвалилась, однако огонь удалось потушить до того, как он успел распространиться на реакторы.

Последствия Чернобыльской катастрофы дорого обходятся национальным бюджетам

Поскольку катастрофа носила радиоактивный характер, на защиту зоны отчуждения, переселение людей, оказание медицинской и социальной помощи пострадавшим и многое другое изначально ушло огромное количество денежных средств.

В 2005 году, почти двадцать лет спустя после катастрофы, украинское правительство продолжало тратить 5-7 процентов национального бюджета на программы, связанные с Чернобылем, после прихода к власти нового президента Порошенко расходы резко сократились. В соседней Беларуси власти в первый год после распада Советского Союза тратили более 22 процентов национального бюджета на возмещение расходов, касающихся последствий Чернобыльской трагедии. Сегодня данная цифра уменьшилась до 5,7 процентов, однако это всё равно много.

Очевидно, что государственные расходы в этом плане будут неустойчивыми в долгосрочной перспективе.

Миф о храбрых водолазах

И хотя огонь, образовавшийся в результате первого взрыва, удалось ликвидировать достаточно быстро, под руинами реактора продолжало оставаться расплавленное ядерное топливо, которое представляло собой огромную угрозу. Если бы оно вступило в реакцию с охлаждающей жидкостью (вода) под реактором, то это могло бы уничтожить весь объект.

Согласно легенде, трое водолазов-добровольцев перед лицом смертельной радиации осуществили погружение в бассейн с водой, располагавшийся под реактором, и осушили его. Вскоре после этого они умерли, однако им удалось спасти жизни миллионов людей. Реальная история куда более приземлённая.

Трое мужчин действительно спустились под реактор, чтобы осушить бассейн, однако уровень воды в подвале здания был всего по колено. Кроме того, они точно знали, где находится клапан для слива воды, поэтому выполнили задание без каких-либо сложностей. К сожалению, тот факт, что они в скором времени умерли - это правда.

Шведские радиационные детекторы

В тот день, когда произошла Чернобыльская катастрофа, на шведской атомной электростанции «Форсмарк» сработал сигнал «Радиационная опасность». Были активированы аварийные протоколы и произведена эвакуация большинства работников. Почти сутки шведские власти пытались установить, что происходит на «Форсмарк», а также прочих ядерных объектах скандинавских стран.

К концу дня стало ясно, что вероятный источник радиации находился на территории Советского Союза. Власти СССР лишь спустя три дня сообщили миру о том, что произошло на Чернобыльской АЭС. В итоге северные страны получили значительную часть Чернобыльской радиации.

Зона отчуждения превратилась в заповедник

Вы можете подумать, что зона отчуждения (огромная территория вокруг Чернобыльской атомной электростанции, запрещённая для свободного доступа) представляет собой нечто вроде ядерной пустыни. На самом деле это не так. Чернобыльская зона отчуждения фактически превратилась в заповедник дикой природы. Поскольку люди здесь больше не охотятся, в зоне отчуждения процветают все виды животных, начиная от волков и заканчивая полёвками и оленями.

Чернобыльская катастрофа оказала негативное воздействие на этих животных. Под влиянием радиации многие из них претерпели генетические мутации. Однако с момента трагедии прошло уже три десятилетия, поэтому уровень радиации в зоне отчуждения неуклонно снижается.

Советский Союз попытался задействовать роботов в ходе ликвидации последствии аварии на Чернобыльской АЭС

Радиация погубила жизни тысяч смелых людей, которые принимали участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Советские власти отправили им на помощь 60 роботов, однако высокий уровень радиоактивности мгновенно уничтожал их. Также в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС были задействованы дистанционно управляемые бульдозеры и модифицированные луноходы.

Некоторые роботы были устойчивы к радиации, однако вода, которую использовали для их обеззараживания, приводила их в негодность после первого же использования. Тем не менее, роботы на 10 процентов (эквивалент пяти сотням работников) смогли сократить число людей, необходимое для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

У Соединённых Штатов Америки были роботы, которые могли бы лучше советских справиться с работами по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Но поскольку отношения между СССР и США были напряжёнными, Америка не стала отправлять своих роботов в Чернобыль.

Самосёлы

Вы удивитесь, узнав, что в Чернобыльской зоне отчуждения спустя десятилетия после катастрофы продолжают жить люди. Дома большинства из них находятся в десяти километрах от 4-го энергоблока АЭС. Тем не менее, эти люди, преимущественно пожилого возраста, до сих пор подвергаются воздействию высокого уровня радиоактивных веществ. Они отказались от переселения и остались брошенными на произвол судьбы. В данный момент государство не оказывает самосёлам никакой помощи. Большинство из них занимаются сельским хозяйством и охотой.

Многим самосёлам уже исполнилось по 70-80 лет. На сегодняшний день их осталось очень мало, поскольку старость не щадит никого. Как ни странно, но те, кто отказался покидать Чернобыльскую зону отчуждения, в среднем живут на 10-20 лет дольше людей, которые после аварии на АЭС переехали в другие места.

Тень Чернобыля. По воспоминаниям матвеево-курганцев о Чернобыльской катастрофе

Сегодня, в тридцатую годовщину трагедии в Чернобыле, мы публикуем работу Дарьи Главиной и Сергея Юрова из села Матеев Курган, описывающую историю катастрофы словами ликвидаторов.

Тема Чернобыля заинтересовала нас давно. К тому же оказалось, что в Матвеевом Кургане живут люди, судьбы которых буквально пронизаны чернобыльской бедой.

Мы узнали, что в нашем поселке живут люди, эвакуированные из Припяти. Нам захотелось с ними увидеться, и мы договорились о встрече. Так мы пришли в хороший ухоженный дом, где нас любезно встретили Владимир Александрович и Наталья Григорьевна Жегловы. Владимир Александрович еще бодр и крепок. На нем все хозяйство. А вот здоровье Натальи Григорьевны плохое – после перенесенного инсульта одна сторона тела парализована.

Владимир Александрович (1958 г. р.) рассказал о жизни в Припяти:

«Средний возраст жителей был 26–28 лет, было очень много детей. Сюда съезжалась молодежь со всего Советского Союза. Наталью Григорьевну распределили в Припять после окончания института, по образованию она архитектор. А я приехал в Припять позже, из города Запорожье. Там я работал после окончания Таганрогского авиационного техникума. Зарплаты там были небольшие, и я стал водителем. Как-то привез в Припять грузы, мне понравился город и я постарался туда переселиться.

Местность была хорошая, лес, водоем. Промышленности было мало: атомная станция и радиозавод «Юпитер», который выпускал магнитофоны и военное оборудование для связи и записи. Собирались строить на другой стороне реки Припять 5-й и 6-й энергоблоки, уже шла подготовка к работе, но авария всё остановила.

Молодежный город жил весело. Устраивались городские праздники, было много концертов, знаменитости приезжали. На Новый год весь город собирался на площади возле городской елки. Люди ходили с подносами, на которых лежало угощение, знакомились друг с другом, встречали друзей. Так мы и познакомились. В городе много было детей, сады, школы, детские площадки, поликлиники с высококлассными врачами, никаких проблем. Идешь по улице днем – никого не видно, все на работе. И снабжение было отличное, товары в магазинах только импортные, очень качественные, город был закрытым».

Слушая рассказ Владимира Александровича, мы даже немного завидовали жителям Припяти. Не город, а сказка. Хотелось бы тоже пожить в таком месте. Мы понимаем, что это еще и воспоминания о своей молодости, о первой встрече, свадьбе, маленьких детях. Наверное, были и проблемы. Но они померкли по сравнению со страшными воспоминаниями о Чернобыльской катастрофе.

Мы рассматриваем фотографию семьи Жегловых. В 1984 году у Владимира Александровича и Натальи Григорьевны родилась дочь Настя. Когда произошла авария на электростанции, девочке было два года. Мы видим счастливую семью в кругу друзей и представляем, как весело встретили тот Новый год Жегловы: веселые рассказы, шумное застолье, песни под гитару, танцы. Мы думаем, что этот Новый год запомнился им еще и потому, что это был последний новогодний праздник, проведенный так безмятежно в Припяти.

Владимир Александрович продолжает рассказ:

«Жили мы в самом городе Припять. Дом наш находился в 4-х километрах от станции. В день аварии Наталья Григорьевна была дома и занималась домашними делами, а я с другом был на ночной рыбалке, на местном водохранилище. Наловили мы уже много рыбы, вдруг раздался какой-то взрыв, похожий на молнию со стороны станции. Я ещё на время посмотрел, было 1:40 ночи. Затем мы услышали звуки сигнализаций на станции и тогда сразу поняли, что что-то случилось, собрали удочки и на велосипедах поехали домой. По пути к дому мы слышали звуки сирен пожарных машин. Воздух тогда был полон озона, как после грозы. А когда уже были дома, услышали еще один взрыв, около 4 часов утра. Из окон нашей квартиры была хорошо видна станция. Мы с женой сразу к окну подошли и увидели реактор, который был открыт. До этого момента мы не придавали взрывам большого значения, потому что на станции частенько случались мелкие аварии и пожары. Так что паники никакой не было».

По всем данным, авария произошла в 1 час 23 минуты 03 секунды 26 апреля 1986 года. Получается, что Владимир Александрович одним из первых видел аварию на станции. Он не знал еще, что будет такая грандиозная катастрофа. Но об этом тогда вообще никто не знал.

«Первыми там оказались пожарные припятской части (в основном молодые ребята). Из-за срочности им не выдали специального комплекта одежды. Им предстояла самая сложная работа с реактором. Ребята быстро получали смертельную дозу рентген».

Какой подвиг совершили тогда пожарные! Но хочется спросить: как можно было допустить такое, как это стало возможным?

Что же произошло 26 апреля 1986 года? Четвертый блок должны были, как запланировано, после двух лет работы остановить для ремонта. Но перед его остановкой дирекция атомной станции наметила испытания одного из турбогенераторов. А качество программы оказалось низким, не были предусмотрены достаточные меры безопасности. Мирная жизнь припятчан окончилась 27 апреля вместе с объявлением об эвакуации, прозвучавшим гробовым голосом по радио:

«Внимание! Внимание! Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. С целью обеспечения полной безопасности людей и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому, сегодня, 27 апреля, начиная с 14 часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется взять с собой документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации».

«27 апреля была объявлена временная эвакуация на три дня, – говорит Владимир Александрович. – С собой разрешалось брать только самые необходимые вещи и документы. Собрали 1200 киевских и 100 припятских автобусов, так как в Припяти проживало 40 тысяч человек. Город мы покинули одни из первых. Мы попали в поселок Зеленая Поляна, находившийся в 50-ти километрах от города. Нас привезли на площадь, где уже собрались все жители поселка, и начали распределять в жилые дома. Это было так:

– Кто возьмет семью из 3 человек?

– Ко мне их давайте.

– Ну, все, баба Галя, забирай.

Первые несколько дней мы спокойно жили в этих домах, надеясь скоро вернуться в свои квартиры. Но разговора о возвращении не было. Люди начинали нервничать и переживать. Теперь всем становилось ясно, что авария была серьезная».

Средства информации молчали до 30 апреля. В основном припятчане питались только рассказами тех, кто по каким-то делам ездил в Припять или на станцию и видел всё своими глазами.

«Мы получили распределение во Львов (там жили родители Натальи Григорьевны) и уже 19 мая были там. Уехали в числе самых первых. У меня была эвакуационная справка № 19, а у жены № 20, на основании которой я позже получил работу. Специалисты с завода Юпитер получили направление на работу по месту рождения: ростовчан – на аналогичный завод в Ростове-на-Дону. Там осело 5 человек, им дали квартиры. Подруга Натальи Светлана уехала во Владивосток на родину, на такой же завод».

Распались дружеские связи, начиналась другая жизнь на новом месте.

«По месту прибытия уже были организованы пункты санитарной обработки. Мыли нас специальным порошком. Даже после многократной проверки и обработки от радиации приборы все равно зашкаливали. Проверяли даже коляску тогда еще маленькой дочери. Излучение от нее было 1,5 рентгена. Нас сразу раздели. Вещи наши, коляску, одеялко, да и вообще всё сложили в мешки и закопали. Домой идти нам было не в чем, поэтому дали медицинские халаты и повезли домой.

После приезда из Припяти самочувствие было ужасным. Когда просыпались утром на работу, хотелось упасть и не вставать. Такие симптомы продолжались около трех лет. Во Львове мы прожили 22 года».

Люди оказались в бедственном положении, они покинули свои дома, бросили имущество, лишились работы. Здоровье их тоже пострадало. Что их ждало во Львове?

Рассказывает Наталья Григорьевна Жеглова:

«Работы по специальности не было, и меня взяли в геологический институт геодезистом. Это была не моя специальность, поэтому мне не доверяли ответственных поручений. Но зарплата сохранялась чернобыльская, и я получала больше всех в отделе. За это меня ненавидели строили всякие козни, поговорить на работе было не с кем. Промучилась я так 8 лет, но уйти было некуда».

Владимир Александрович Жеглов:

«Позже здоровье Натальи Григорьевны начало ухудшаться, часто болела, лежала в больницах. Признали эту болезнь последствием Чернобыля. В 2003 году ей дали 3-ью группу инвалидности, а в 2007, после перенесения трех инсультов, первую группу. В Курган мы попали, когда стали пенсионерами».

Наталья Григорьевна до сих пор является гражданкой Украины. Оказалось, что стать российским гражданином очень хлопотно, а инвалиду с затруднением в передвижении – еще сложнее. Поэтому она не получает в России пенсию, льготных лекарств, даже прием у врача для нее платный.

Эхо Чернобыля в Матвеевом Кургане: весна и лето 1986

Далекий теперь уже апрель 1986 года был ничем не примечателен. Весна стояла теплая, цвели сады, все сажали огороды. Ничто не предвещало беды.

Что же сообщили газеты? Сначала была только скромная заметка в газете «Известия» от 30 апреля под заголовком «От Совета Министров СССР ». В ней говорилось, что на Чернобыльской АЭС произошел пожар, последствия которого ликвидируются, и по данному факту создана правительственная комиссия. На нее люди внимания не обратили, хотя вообще об авариях и катастрофах газеты тогда писали не очень часто.

Мы проследили за тем, как менялся тон информационных сообщений и статей. Первые сообщения были скупыми. Масштаб катастрофы не раскрывался. Сообщение в газете «Правда » от 11 мая 1986 года было таким:

«От Совета Министров СССР .

В течение 11 мая на Чернобыльской АЭС и близлежащей местности выполнялись работы по дезактивации территории, станционных объектов, транспортных коммуникаций. Ведется подготовка к дезактивации жилых домов. Осуществляется комплекс подготовительных мероприятий по бетонированию реакторного отделения четвертого энергоблока. Радиационная обстановка на западных границах СССР нормальная. На территории Украины и Белоруссии уровни радиации остаются прежними».

Мы видим, что власти очень осторожны с формулировками. Но молчать о масштабе такой катастрофы уже было нельзя. И вот 15 мая по центральному телевидению выступает глава государства Михаил Сергеевич Горбачев:

«С полным основанием могу сказать – при всей тяжести случившегося ущерб оказался ограниченным, в решающей мере благодаря мужеству и мастерству наших людей, их верности своему долгу, слаженности действий всех, кто принимает участие в ликвидации последствий аварии. Благодаря принятым эффективным мерам сегодня можно сказать – худшее позади. Наиболее серьезные последствия удалось предотвратить. Конечно, под случившимся рано подводить черту. Нельзя успокаиваться. Впереди еще большая, продолжительная работа. Уровень радиации в зоне станции и на непосредственно прилегающей к ней территории сейчас еще остается опасным для здоровья людей. Разработана и осуществляется широкая программа дезактивации территории электростанции и поселка, зданий и сооружений. Для этого сосредоточены необходимые людские и материально-технические ресурсы. В целях предотвращения радиационного загрязнения водного бассейна проводятся мероприятия, как на самой станции, так и на прилегающей территории. Совершенно ясно: вся эта работа займет немало времени, потребует немалых сил. Она должна проводиться планомерно, тщательно и организованно. Надо привести эту землю в состояние, абсолютно безопасное для здоровья и нормальной жизни людей».

Еще совсем недавно, в брежневскую эпоху, аварии вообще замалчивались, теперь же генсек говорил с народом. Но люди подозревали, что сказано не всё. Матвеево-курганцы, например, не считали, что опасность миновала и что худшее позади. Они хотели получить конкретную инструкцию: что делать, можно ли есть продукцию с местных полей и ферм, пить воду, купаться в реке? Ответов не дождались, хотя неоднократно задавали их местным властям: жители писали в газеты, пытались поднимать вопросы на собраниях. Ответ был один: где Чернобыль – и где мы? Ничего страшного. Однако многие страны находились еще дальше от Чернобыля, а там власти были более честными, людям сразу сообщили об опасности: по данным наблюдений, 29 апреля 1986 года высокий радиационный фон был зарегистрирован в Польше, Германии, Австрии, Румынии, 30 апреля – в Швейцарии и Северной Италии, 1–2 мая – во Франции, Бельгии, Нидерландах, Великобритании, северной Греции, 3 мая – в Израиле, Кувейте, Турции…

Мы до сих пор не знаем настоящих размеров беды. Никто так и не сказал, что же было летом 1986 года с атмосферой над нашим поселком. И на наш взгляд, информация в каждом населенном пункте должна была быть полной и достоверной, потому что это вопрос безопасности каждого человека, вопрос его здоровья. Поэтому отношения с властью, которая врет, изворачивается, скрывает правду, важную для каждого человека, не могут быть честными. Люди не верят власти, а власть не доверяет людям.

Чёрная быль

Чернобыль отозвался в судьбах наших земляков, иногда полностью изменив их жизнь. Дедушка Сережи Александр Иванович Гапоненко стал ликвидатором Чернобыльской аварии. В семье бережно хранятся его письма, фотографии. Он умер в январе 2004 года, в возрасте 55 лет.

Вспоминает его жена Мария Васильевна Гапоненко:

«Он ушел в январе 1987 года, а пришел в июне, через полгода. А ему было 39 лет. Это было в начале января. Ночью к нам пришли из военкомата. Просто пришли и забрали. А только на утро мне люди передали весточку от него, где было написано, что их везут в Чернобыль. Он узнал об этом на вокзале, смог выскочить из вагона и первому попавшемуся на перроне человеку передал эту записку. Сроки возвращения домой были неизвестны.

В первом письме он написал, что каждая группа будет работать 3 месяца. Сначала они охраняли дома от мародерства. Позже ходили в лес, занимались очисткой территории. В междугородних разговорах по телефону, довольно редких, рассказывал о жуткой обстановке. «Леса стоят рыжие, рыжие…» Мы с девочками очень переживали. Еще они бетонировали саркофаг, что было очень опасно. Всего он совершил 30 выходов на станцию. Потом их сменили другие группы. А они занимались очисткой территории, чистили крыши от снега, чинили машины. Но не все группы находились так близко к реакторам. Вот они и живы до сих пор. А мне Саша рассказывал, как тяжело дышать было, да и делать приходилось все очень быстро, бегом. Сильно уставал, здоровье ухудшалось очень быстро. Уже через месяц начались первые ухудшения. По истечению 3 месяцев Саша домой не вернулся. Уже ехали домой мартовские и апрельские группы. А их всё не отпускали. И вернулся он только в июне 1987, уже с множеством болезней».

Александр Иванович был веселым человеком, хорошо играл на музыкальных инструментах, на гармони, на баяне, на аккордеоне. Красиво пел, знал множество песен, часто выступал в ДК на праздничных концертах. Работал он шофером, каменщиком. Старался заработать своим дочкам на приданое, обеспечить семью. Его часто приглашали на свадьбы. У него было множество друзей.

Болел он долго, но не падал духом. В память о нем мы начали работать над этой темой. Мы считаем, что его письма, написанные из Чернобыля, являются ценным историческим источником.

Письма ликвидатора Александра Ивановича Гапоненко из Чернобыльской зоны

Здравствуйте, мои родные! Привет вам из Петковщины, это село, которое оставили люди. Они уехали, потому что оно заражено. Оно находится совсем близко от нашего полка. Сам я жив, а вот здоровье мое резко ухудшилось. Видно действует радиация. Кашель начался, давление. Ведь мы попали в самое пекло радиации. Машины, которые на станции стояли, сильно заражены, а мы их постоянно чиним, вот нам и достается радиации. До свидания, родные мои. Целую. Саша.

Страшно представить опустевшие, безлюдные села, голодных животных, пустующие магазины и дома. Александр Иванович оказался в самом горячем месте работ по ликвидации аварии. Людей оторвали от их семей, отправили на опасные работы, рискуя их здоровьем, а часто и жизнью.

На фотографиях мы видим временный лагерь ликвидаторов в эвакуированном селе Петковщина. На одной из них изображен Александр Иванович и его друг, на другой их пятеро. Солдаты одеты в форму – кирзовые сапоги, ватные штаны и телогрейку. На заднем плане, как мы думаем, столовая. Быт в таких условиях был тяжелым. Жить зимой в палатке продолжительное время было очень трудно.

07.02.87. Здравствуй, моя дорогая жена Машенька. Получил сегодня сразу два письма и даю ответ. Большое спасибо за внимание ко мне, вы у меня просто золото. Я жив, здоров, но голова болит, ноги, горло. Это все радиация. Чувствую я, вернемся мы калеками. Дорогая моя, очень скучаю, время в разлуке идет долго. Здесь с ума сойти можно. Работать тяжело. Ну а кому сейчас легко? Погода ужасная, холодно. Настроение подавленное. Домой хочется. Ты не волнуйся за меня, я вернусь, в любом случае. Передавай всем привет. Целую. Саша.

У Александра Ивановича начало ухудшаться здоровье. Мы не понимаем, почему нужно было призывать людей на пять месяцев? Может быть, более короткий срок пребывания продлил бы жизнь Сережиного дедушки? Здесь опять власти проявили равнодушие к людям, к их здоровью, прикрываясь громкими словами об их героическом подвиге.

Добрый день, мои родные. Спешу сообщить, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Сегодня воскресенье, до 5 часов я отдыхал, а сейчас нахожусь на дежурстве на посту ВАИ , сижу один в будке на трассе за 2 км от части. Служба идет по-старому. Много ребят уже посадили в тюрьму за кражу, пьянство, за самовольные отлучки. Погода немножечко наладилась. Но у меня кашель большой, голова болит, от той гадости, что в кислороде, у нас в горле дерет, Даже тошнит, ноги болят сильно. Домой хочется. На этом всё. Береги себя. До свидания, любимая. Поцелуй Наташу и Галю от меня. Ваш Саша.

Мы видим, что ликвидаторы были обыкновенными людьми, с их слабостями и недостатками. Некоторые не выдерживали искушения, и оступившихся даже сажали в тюрьму.

Здравствуйте, мои родные. Спешу сообщить, что я жив и здоров, и письма ваши получил. Служба идет нормально, а скучаю я очень сильно. Маша, я вам выслал посылочку: 16 банок молока сгущенного, одну пару перчаток. Здоровье мое плохое, горло побаливает, голос пропадает, дерет в горле страшно. Целый день тошнит. Теперь буду ждать твоего письма. Целую. Твой Саша.

Снабжение тогда было неважным. Сгущенное молоко невозможно было купить в магазине, его доставали по случаю. Шестнадцать банок были большим подарком. Александр Иванович рассказывал потом, что тоска по семье, по родному дому была очень сильной. Почта доходила не сразу. Оттуда письма шли быстро, за 2–3 дня, а вот письма из дому, бывало, доходили только через неделю, а то и больше.

Здравствуйте, привет вам из Белоруссии! Вот сегодня решил еще написать вам письмо. Я жив, а здоровье мое не очень хорошее, нахожусь на больничном, надавали таблеток, сейчас лежу в постели. Голова болит очень, кашель большой, ноги крутит. Нам плакать хочется от такой судьбы, лучше б была война, чем этот Чернобыль, потому что не знаешь, что будет дальше. Все ребята, в том числе и я, болеют, настроение плохое, работа не идет. Я буду стараться вернуться домой, может калекой, но вернуться. На этом всё. Пишите чаще, люблю вас, ваш Саша.

Здесь Александр Иванович сравнивает Чернобыль с войной, потому что это была беда, от которой нельзя было сбежать. Он прекрасно это понимал. Здоровье стало совсем плохим, он попал на больничный, но домой его все же не отпустили.

Добрый день, моя любимая жена Машенька и мои доченьки Наташа и Галя. Сегодня у меня радость: получил сразу два письма от вас. И сразу даю ответ. Новости у меня не очень хорошие. Сны мне снятся кошмарные, голова побаливает, горло лечу на трех аппаратах прогревания. Пью лекарство вместо водки и вина. Сейчас чистим снег, его тут много. У нас тут ещё много работы. Нужно поселок строить, дамбу, рубить зараженный лес, чистить улицы, и на Чернобыль на крышу. Всё это опасно. Там радиация большая. Вот сегодня все ребята задумались, куда судьба бросит. Я тоже очень переживаю, страшно за последствия. Ведь от заразы всё может быть. Родная, ты пиши, не забывай меня. Машенька, прошу, не надо бояться, ты же у меня умница, должна всё выдержать. Люблю тебя очень. Крепко целую. Саша.

В этом письме Александр Иванович описывает работы, которые они выполняли. Во время этой службы ему приходилось делать все: участвовать в строительстве дамбы, в строительстве поселка для проживания ликвидаторов, рубить зараженный лес, очищать улицы от снега. Но самое страшное – это крыша станции.

село Савичи. Здравствуй, моя любимая жена! Сегодня у меня праздник – ровно 2 месяца как я служу. Я далеко, помочь ничем не могу, так что ругайте тех, кто строил эту АЭС проклятую. Сколько хороших ребят пропадает и сколько еще пропадет неизвестно. Вот сегодня мои машины еще привезли солдат в село Савичи, и я с ними ходил по селу – ни одной живой души. Снегу полно, работают трактора, и мы начали чистить дома и фермы.

Еще одно пустое село – Савичи. Солдаты, которые чистят дома и фермы. В этом письме видно отношение к строителям АЭС . Люди ругают виновников аварии.

г. Брагин. Здравствуй, моя любимая женуля Машенька и мои родные дочурки Наташа и Галочка! Супруга моя, я жив, здоров, служба идет по-старому. Машенька, здоровье мое не очень хорошее, головные боли не перестают, горло вроде наладится и опять болит. Сегодня очень тяжело было, а радиация поднялась большая, вывозили землю зараженную от палаток, а потом заливали раствором. Работали в респираторах, а так дышать нельзя.

Даже там, где жили ликвидаторы, приходилось работать в респираторах. Не мудрено, что здоровье людей, живущих там в течение нескольких месяцев, сильно ухудшилось.

г. Брагин. Здравствуйте мои дорогие жена Машенька и дочки Галочка и Наташа. Сегодня воскресенье, у меня строевой смотр, все прошло хорошо, с военного округа был проверяющий генерал. Все подстрижены, поглажены, помытые, как восемнадцать лет, не говоря, что всем под сорок и выше. Мучают нас, как хотят, на то она и служба. Здоровье пока хорошее, горло побаливает, кашель маленький, голова разом ничего, а другой раз сильно болит. Погода холодная, солнце светит, но не греет, ветер восточный, снега почти нет. Командир полка ездил на совещание в Чернобыль, говорит или весь полк, или по батальонам будут перебрасывать в город Припять – это рядом со станцией, там опасно, не хотелось бы туда ехать, уже здесь половину пробыл, еще б немножко и домой. Все ходят хмурые, на душе больно, как вспомню, что придется переносить страшную болезнь, и жить не хочется. На этом до свидания, очень скучаю, целую всех крепко.

Слухи о перебазировании части в город Припять пугают ликвидаторов. Это стало самым страшным местом после станции. Мы удивились, неужели ликвидаторы жили и там? Одно дело работать несколько часов и уезжать в безопасное место, другое – жить там постоянно.

По рассказам ликвидаторов, пыль была основной опасностью после аварии. Порывами ветра ее заносило на уже очищенные участки, и фон там снова поднимался: тогда работу приходилось повторять. Пыль поднималась из-под колес тысячи машин, шедших в Чернобыль и из Чернобыля. Дорожникам пришлось ликвидировать обочины на дорогах. Сначала их полили связывающим составом, везде расставили знаки, запрещающие съезжать с полотна, а потом асфальтом залили всю ширину насыпи до самой травы.

Солдатский привет. Сегодня воскресенье, Христос воскрес надо говорить, а мне здесь всё равно какой бы праздник не был, радости мало. Дали отдохнуть, но строят через три часа на проверку, гоняют как скот, с палатки на площадь. Боится начальство, чтобы никто не убежал в самоволку, на днях такие были. Трое ушли или, точнее, уехали в Брагин, и не было весь день и ночь. Сами вернулись, построил командир полка всех нас, дал им по семь суток гауптвахты, двоих разжаловал сержантов до рядовых .

Опасная служба продолжается. Александр Иванович помнит о Пасхе, но праздничного настроения нет ни у кого. Ликвидаторы представляют, что их ждет по окончании службы. Они понимают, что здоровье потеряно, а бывшие сослуживцы сообщают, что военкоматы внимания не обращают на их состояние и помощи никакой не оказывают. И опять строки о зараженном песке.

Киевская обл., Чернобыльский район, с. Новошепелёвка. Здравствуй, моя любимая, милая жена Машенька. Спешу сообщить, что я уже на другом месте, нас все-таки увезли работать в Чернобыль на АЭС . Находимся в 7 км в селе. Ох, как страшно здесь. Живем в школе-интернате, убрали себе место. Село большое, людей уже год как нет. Были около станции, проездом, стоит черная, свинцом обтянутая. 1 и 2-й реакторы работают, а два стоят. Как мне не хотелось ехать, но ничего не получилось, всех забрали. Радиация, повышенная на станции, и если по 8 часов работать, то можно сразу собираться домой. Но нам этого не сделают, по два или по часу будем работать, чтобы подольше продержать нас здесь.

В этом письме описаны впечатления от станции, которую Александр Иванович впервые увидел так близко: «черная, обтянутая свинцом». Два работающих реактора тоже поразили, видимо там продолжали работать люди – в условиях, когда 8 часов приносили предельную дозу радиации. Какой же получается цена этого электричества, которое доставалось ценой здоровья и жизни людей?

Условия работы ликвидаторов были крайне тяжелыми. Мы на уроках ОБЖ учились одевать ОЗК . Находиться в нем тяжело, нечем дышать, жарко, очень хочется пить. А Александру Ивановичу и его сослуживцам приходилось еще и работать в этом костюме, да и возраст был солидный.

Мы нашли на карте в Чернобыльской зоне Новошепелёвку. Видно, что практически это часть города Припять. В этом селе явно уровень радиации был очень высоким. На карте оно обозначено как нежилое, однако власти разместили здесь ликвидаторов. Непонятно, почему это было сделано? Ведь селить людей в опасной зоне означало подвергать их здоровье и жизнь опасности.

с. Новошепелёвка УССР . Здравствуйте мои родные жена Машенька и дочки Наташа и Галочка! Спешу сообщить, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Галя, ты у меня умница, вот сегодня утром пришла машина с части нашей, и только мы сели в машины ехать на станции работать, а мне письмо принесли. Как я рад, доченька, большое спасибо, ты мне дух подняла перед выездом в опасную зону. Ничего не поделаешь, отобрали 100 человек и повезли, а остальные в наряде по кухне. Вот я сейчас расскажу, где я был. Проехали город Припять и прямо на станцию. Всех высадили, одели хим. защиту и повели через проходную. Сколько здесь людей работает, за день не пересчитаешь. Всем есть работа. Я попал с одним парнем носить газированную воду на 1, 2 и 3 энергоблок. Расстояние около 1 километра. Восемь ящиков отнес за три часа работы. Первый и второй энергоблок работают, а третий и четвертый стоят. Четвертый это тот, что взорвался. Вот теперь я сам увидел, что это такое, очень страшно. Не знаем, сколько мы радиации получили, но чувствую себя хорошо, все покажет позже. Вот приеду домой и расскажу всё подробно, а сейчас нельзя много писать, а то письмо задержат и оно домой не дойдет.

Александр Иванович сильно устал от изнурительной работы. Да и здоровье его стало ухудшаться: болят ноги, и руки очень устают от постоянной тяжести. Мы считаем несправедливым, что людям не сообщают правду об их здоровье. Александр Иванович не знает, сколько «радиков» пишут в день и сколько на самом деле он получает.

Мы смотрим на фотографию, на ней изображен Александр Иванович, стоящий на фоне брошенных домов, людям там жить нельзя – радиация! Тогда почему Александр Иванович не одет в костюм химзащиты, разве на него радиация не действует? Возникают вопросы: кто допустил, чтобы солдаты жили на протяжении почти двух недель в зараженном селе? Неужели сэкономленный бензин дороже здоровья этих людей? Почему власти присвоили себе право распоряжаться их судьбами так бездумно и беспощадно?

Здравствуй, моя дорогая жена Машенька. Самочувствие мое среднее. Голова болит, ноги крутит. Суставы и спина тоже стали болеть, радиации уже много нахватался, а пишут, что мало. Вот уже 20 дней, как работаем на АЭС . Тяжело, супруга, воздух тяжелый, в противогазах придется работать. Мой вес уже спал на 6 кг, вот как получается: некоторые уезжают домой, хотя они и близко не видели АЭС , да еще и дома хвалиться будут, а мы тут с января сидим и на крышу ходим. Маша, я твои письма все берегу, складываю. Вот в чемодане лежат. Скучаю по тебе очень. Передавай всем привет. Целую всех, ваш Саша.

Мы понимаем, что Александру Ивановичу трудно видеть, как уезжают домой другие солдаты, некоторые даже на станции не были, а уезжают домой еще раньше, чем он. И действительно, почему так? Ведь это несправедливо!

Здравствуй, моя родная, любимая жена Машенька. Как приятно получать весточку из дому в чужом краю. Милая моя, спасибо, что находишь время писать. У меня всё есть, и я ничего не требую, а особенно в такие тяжелые для меня дни. Надо за себя думать, как меньше заразиться этим атомом. Я живу и не знаю, что со мной будет в этом далеком краю. У нас уже кровь идет носом, давление большое, головные боли. Хоть бы побыстрей добить эту кару, за что судьба так наказала меня? Пишу, а слезы льются. Если б вы увидели, что там твориться на крыше этой станции, железо и бетон стали как пух, деревья страшные, ели красные, один ужас. Машенька, дорогая, я стараюсь быть аккуратным, но от всего не убережешься, приеду домой, ты меня не узнаешь. На этом кончаю. Люблю, целую, твой Саша.

Для Александра Ивановича наступили тяжелые дни. Здоровье стало плохим, и он воспринимает свою работу как наказание, которое нужно поскорее отбыть.

Мария Васильевна рассказывает, что в отсутствие Александра Ивановича семье жилось нелегко. Мужские умелые руки были нужны в домашнем хозяйстве, Александр Иванович подрабатывал, играя на свадьбах на гармони. Денег в семье стало меньше, а дочки росли, хотелось их одеть, чтобы бы были не хуже, чем другие. Это было время, когда продукты «доставали», снабжение было плохим. Об этих заботах Мария Васильевна писала мужу.

Добрый день или вечер, моя дорогая жена Машенька. Письма я получил и, чтобы не обижались, сразу пишу ответ. Настроение очень подавленное. Только что отправили декабрьских ребят домой, из моего отделения тоже двоих отправили. Теперь осталась наша очередь, а когда начнут отправлять пока неизвестно. Но думаю, что в первую партию попаду. Медицинскую карточку уже заполнили и подали в штаб, будем ждать. Маша, денег еще не давали, осталось в кармане 3 копейки. На курево еще есть, до 5-го хватит. Получу и поеду в город Брагин, чтобы купить себе гражданскую одежду. Как же эта форма уже надоела, особенно сапоги. На этом я кончаю. Целую тебя крепко. Соскучился очень, но терпеть надо. Целую. Жди.

Здравствуй, моя милая, дорогая жена Машенька и мои доченьки, Наташа и Галочка. Вот выбрал время и решил дать ответ на твое письмо. Маша, написать письмо я не успел, думал, что и я поеду, но наш батальон оставили до 16. Дорогая, ты пишешь, что я сам рвусь на крышу. Это неправда, ведь я собой не командую. Что скажут ребята, если я буду хитрить? Здесь все одинаковы. Вот у меня 5 радиков, а домой сегодня уехали те, у кого 7 и выше. Это в первом батальоне, они больше на крыше находились. Так обидно, потому что апрельские, мартовские и даже майские уехали домой, а мы, январские, сидим. Ну, ничего, моя милая, осталось совсем не долго, береги себя, за меня сильно не волнуйся. Ты главное жди. Передавай привет всем родным, соседям. До свидания, моя любимая. Твой муж Саша.

И снова мы видим несправедливость, о которой с горечью и обидой говорит Александр Иванович. Даже по его словам мы видим, что он был очень ответственным человеком, не хитрил. Действительно ли Сережин дедушка получил именно 5 «радиков»? Может, было и больше?

Здравствуй, моя любимая жена Машенька. Сегодня очень напряженный день: решается судьба или служить до конца или уехать раньше. Ходил к командиру батальона, а потом с ним в штаб, записали на 14 число, может, повезет, и я буду дома. Новостей особых нет. Да и какие они у солдата?! Приеду – всё расскажу. Целую крепко. Очень соскучился.

Это было последнее письмо Александра Ивановича домой. Потом был сбор вещей, прощание с сослуживцами и долгожданный путь домой.

Мария Васильевна Гапоненко рассказала нам, что Александр Иванович, уже вернувшись домой, не забывал о своих сослуживцах. Он принимал активное участие в оказании помощи нуждающимся ликвидаторам, вступил в Союз «Чернобыль», в котором он и другие бывшие ликвидаторы помогали людям отстаивать свои права, оказывали поддержку пострадавшим от радиации. Он постоянно интересовался делами на станции, искал заметки в газетах и обсуждал их с друзьями.

Документы, хранящиеся дома, прямо свидетельствуют, что его болезни и смерть были прямым следствием участия в ликвидации аварии.

Александр Иванович Гапоненко умер 13 января 2004 года. Ему было всего 55 лет. Другие мужчины в этом возрасте полны сил и здоровья, они еще даже не пенсионеры. Изучая экспертное заключение о причинах его смерти, мы видим внушительный список его болезней, каждая из которых сама по себе опасна для жизни. А здесь целый букет. Уже после смерти и похорон Александра Ивановича пришло известие о награждении его медалью «За спасение погибавших». Марии Васильевне сказали, что если б он был жив, то его наградили бы Орденом Мужества. Конечно, орден ценится выше медали, но мы думаем, что Александр Иванович был бы рад и ей, если бы дожил.

Воспоминания ликвидаторов

Рассказывает Александр Николаевич Вяткин:

«Нахватался хорошо, было мне 36. Забрали 19 августа 1986. В тот день я работал на ферме монтажником. Приехали и забрали как собаку. Повезли, даже не сказали куда. Я только потом передал через людей жене. И повезли нас сначала в военкомат и сказали, что едем мы в Волгоград, а когда приехали туда, нас отправили на Чернобыль. Там я сопровождал вагоны со сгоревшей рудой, а обратно сопровождал со свежей. Пробыл я там всего 3 месяца, а те, кто приезжал позже, оставались дольше, так как радиации становилось меньше. Помню, как приехал туда, был в шоке: ели все рыжие стоят, обгоревшие. Идешь по улице: магазины запломбированные. Глянешь в окно, а там и водка стоит, и колбаса, а есть нельзя – радиация. Везде милиция ходит, охраняет. Утки живые ходят по поселку, собаки бегают голодные, все в радиации. Мы когда в части жили, к нам гуси и утки соседние приходили, им наши повара помои давали. На работе у нас так было: поработал 2 часа – сразу переодеваться, радиация большая, вещи наши сразу сжигали.

Парализовало меня через 10 лет, и признали врачи, что это в связи с Чернобылем. Когда нас уже забирали домой, сказали, что 10 лет будешь жить, как будто нигде и не был, а потом начнется. И правда, началось. То печенка, то селезенка, то желудок, а потом и вообще парализовало, полностью левую сторону. От палки теперь ни на шаг».

Александр Николаевич человек немного резкий, прямой и немногословный. Подтверждение его словам об обстоятельствах призыва мы находим также в литературе: «Необходимость в постоянной смене ликвидаторов, быстро набирающих большие дозы облучения, вызывала острую нехватку человеческого ресурса. В Белоруссии и на Украине во всю мощь заработали военкоматы, призывая на кратковременные сборы офицеров запаса, их поднимали ночью, вытаскивали из своих квартир, ловили на работе, прямо на улицах, у друзей, женам практически насильно вручали повестки, пугали трибуналом за неявку на сборные пункты. Происходящее сильно напоминало военные пункты. Призванным даже не давали времени предупредить родственников. Вновь прибывших наспех одевали и бросали на реактор. Выданная спецодежда не могла защитить жизненно важные органы, и в ход пошли самодельные свинцовые трусы, рубашки, жилеты».

Рассказывает Валерий Михайлович Баранов:

«Мне было 37 лет. Нас военкомат брал от 35 до 50 лет. Младше не брали. А когда попал в Прибалтийский округ, там не разбирались. Брали всех, с 25 и выше. Забрали меня в октябре. Я тогда пришел с работы в 8 часов, а дома меня уже ждали люди из военкомата с приказом явиться туда к 4 утра на переподготовку, с собой взять вещи первой необходимости, даже не сказали, куда мы едем. В Чернобыле всё было оборудовано хорошо, палатки, телевиденье, новости даже смотрели. Нам там показывали реактор, но только с другой стороны, пытались сделать вид, что его не сильно разнесло. Говорили: «Это не для вас, а для остального населения, чтобы паники не было». Порядок был, как в армии, питание отличное, тут и говорить нечего. А вообще первыми были срочники (срочная служба). Говорят, что этого не было, но они и заливали, и мыли, и охраняли – всё они. Самая сложная и опасная работа была на крыше. Они должны были за минуту скинуть с крыши зараженный графит, кто сколько успеет, а внизу радиоуправляемые бульдозеры грузили в машины, а люди вывозили их. Весь город Припять выселили, никого там не было, а мы снимали грунт на полштыка, сначала мыли стены, чтоб смыть пыль. В землю она далеко не проходила, где-то сантиметров 5, а мы потом это соскребали лопатой, грузили в машины и вывозили на могильник, затем засыпали песком и заново стелили асфальт. На крыше я не был, только вокруг. Ну а пробыл я там 1 месяц и 20 дней. Вообще брали на полгода, но по военным меркам 25 рентген был максимум, но никто и никогда не писал ровно 25 рентген, писали 24,99, но только не 25, а иначе бы их наказали. Хоть ты набирал и больше, тебе писали меньше. Кто раньше набирал, тот и уезжал. А с марта 1987 все уже были по полгода. Когда закончилась очистка, первый саркофаг уже построили. Но одного саркофага было мало, и уже начинали строить второй. Меня удивляло постоянно вот что: от станции, в 100 км стояли таблички с надписью: «Опасно. Радиация!», а буквально в 500 м от этой таблички, зона считалась не зараженной, и люди жили обычной жизнью. Пришел домой в январе 1987».

Валерий Михайлович оказался свидетелем того, как фабриковались новости: съемка станции с выгодной стороны, больше всего журналисты и телевизионщики были озабочены проблемой сокрытия всей правды. Это касалось и вопросов безопасности жителей, имевших несчастье родиться и жить в зараженной зоне. Правду скрывали все чиновники, которые находились в зоне ликвидации аварии. Читая сегодня книги, изучая материалы Интернета и газетные статьи, мы натыкаемся на противоречивые сведения по многим вопросам. Мы думаем, что это следствие той лжи, которая покрывала Чернобыльскую зону не хуже радиоактивной пыли.

Какой ценой?

Общаясь с очевидцами этой страшной катастрофы, мы узнавали всё больше и больше о событиях, происходивших тогда. И с каждым днем убеждались, как мало мы знаем об этой трагедии. Читая письма Александра Гапоненко и слушая рассказы, мы начинали понимать, что же скрывала власть.

Все чернобыльцы имеют льготы, но никакие деньги не вернут здоровье, а тем более жизнь безвременно умерших. В сельской местности чернобыльские выплаты являются действительно весомой суммой, но мы обнаружили, что обычные люди не высказывают никакой зависти и недовольства по отношению к бывшим ликвидаторам.

Бюрократические препоны, которые расставили чиновники перед ликвидаторами, их попытки уменьшить льготы, лишить каких-то законных выплат добавляют этим людям лишние страдания. Они вынуждены бороться за свои права, доказывать чиновникам свою причастность к избавлению нас всех от гибельных последствий Чернобыля. Мы считаем, что подвиг ликвидаторов еще недостаточно оценен.

Дарья Главина

Сергей Юров

с. Матвеев Курган, Ростовская область

Научный руководитель О. И. Столбовская

Полный сборник работ-победителей конкурса «По крупицам» можно почитать