Личная жизнь и наследие этого историка представляют большой интерес для широкого круга людей. Он примечателен и как ученый, и как сын великих поэтов. Вот два основных повода познакомиться с ним поближе.

Гумилев Лев - русский историк, этнолог, доктор географических и исторических наук. Он является автором учения об этносах и человечестве как о биосоциальных категориях. Лев Николаевич изучал этногенез, его биоэнергетическую доминанту, которую он назвал пассионарностью.

Происхождение и детство

1912 г. в Царском Селе на свет появился Гумилев Лев Николаевич. Краткая биография его примечательна уже тем, что его родителями были великие русские поэты А. А. Ахматова и Н. С. Гумилев. Брак Гумилевых распался в 1918 году, и после этого мальчик жил то со своей матерью, то у бабушки в Бежецке. Известно, что его отношения с Анной Андреевной всегда были непростыми. На фото ниже - Лев Гумилев со своими родителями.

Обучение и аресты, участие в войне

Лев Николаевич в 1934 году поступил в Ленинградский государственный университет, на исторический факультет. Однако уже по окончании первого курса он был первый раз арестован. Вскоре Льва Гумилева освободили, но ему так и не удалось окончить университет. Уже на 4-м курсе, в 1938 году, он вновь был арестован за участие в студенческой террористической организации. Гумилев был приговорен к 10 годам лагерей. Позднее его участь была смягчена. Льву Николаевичу следовало отбыть 5-летний срок в Норильске. По прошествии этого времени, в 1943 году, он работал по найму в Туруханске и под Норильском. Тогда же Гумилев отправился на фронт. Он воевал зенитчиком вплоть до победы. До самого Берлина дошел Гумилев Лев Николаевич. Краткая биография этого деятеля науки, как вы видите, отмечена не только достижениями в области истории.

Защита первой диссертации

Лев Николаевич в 1946 году сдал экстерном экзамены в университете, а затем продолжил образование в Институте востоковедения АН СССР, где учился в аспирантуре. Его кандидатская диссертация была уже готова, однако в 1947 году ученый был отчислен из института из-за постановления о журналах "Ленинград" и "Звезда", принятом ЦК ВКП(б). В этом постановлении осуждалось творчество Анны Андреевны Ахматовой. Несмотря на все трудности, Льву Николаевичу все-таки удалось защитить диссертацию благодаря поддержке научных кругов Ленинграда.

Новый арест

В 1949 году вновь был арестован Гумилев Л. Н. Краткая биография его, как вы видите, изобилует арестами. Его освободили лишь в 1956 году и тогда же полностью реабилитировали. Оказалось, что состава преступления в действиях Гумилева не обнаружено. Всего Лев Николаевич был арестован 4 раза. В общей сложности ему пришлось провести в сталинских лагерях 15 лет.

Докторские диссертации и публикации Гумилева

Возвратившись в Ленинград, Гумилев устроился на временную работу в Эрмитаж. В 1961 году он успешно защитил свою докторскую диссертацию на тему "Древние тюрки VI-VIII вв.". Затем ученого взяли на работу в институт географии, расположенный при географическом факультете ЛГУ. Здесь он проработал до выхода на пенсию, который состоялся в 1986 году.

Географическую докторскую диссертацию Гумилев Лев защитил в 1974 году. Однако аттестационная комиссия его степень не утвердила. Рукопись труда Гумилева "Этногенез и биосфера Земли" было запрещено публиковать, однако она распространялась в самиздате.

Лишь в 1959 году стал активно публиковаться Лев Гумилев. Биография и творчество его не случайно вызывают большой интерес в ученых кругах. Ему принадлежит более 220 работ, включая несколько монографий. В постсталинское время взгляды Льва Гумилева критиковались в официальных изданиях, однако на него уже не было никаких гонений. Только в начале 1980 гг. был ненадолго остановлен поток его публикаций. Льву Гумилеву пришлось обратиться с этим вопросом в Он написал письмо по поводу запрета своих публикаций. Д. С. Лихачев и другие историки того времени поддержали его.

Личная жизнь

Несколько романов пережил за свою жизнь Лев Гумилев. Биография, семья и дети - все это интересует его поклонников. На личной жизни Льва Николаевича мы не будем подробно останавливаться. Однако самые важные факты отметим. В 1967 Гумилев женился на Н. В. Симоновской, художнице (годы жизни - 1920-2004). Он познакомился с ней в июне 1966 года. Супруги прожили вместе 24 года, вплоть до смерти Льва Николаевича. По мнению окружающих, этот брак был идеальным. Супруга посвятила Гумилеву всю свою жизнь. Она оставила старый круг знакомых и работу. На выбор Льва Николаевича повлияло и его желание не иметь детей: в то время его избраннице было 46 лет, а ему самому - 55.

Взаимоотношения со славянофилами и националистами

Необычайный взлет популярности Гумилева произошел в постсоветскую эпоху. Его книги были изданы громадными тиражами. Политические взгляды этого ученого, которые он выражал в радио- и телепередачах, в публицистических статьях были одновременно антизападными и антикоммунистическими. Это делало его фигуру символом антилиберализма. Тезис Льва Николаевича о "славяно-тюркском симбиозе" был подхвачен славянофилами на рубеже 90-х гг. Эти люди негативно относились к взглядам ученого на ордынское иго, весьма, кстати, скептическим. Вышеупомянутый тезис был подхвачен славянофилами как обоснование новой идеологии Российского государства. Националисты тюркоязычных народов, населявших СССР, также ссылались на Льва Николаевича. Для них Гумилев Лев был непререкаемым авторитетом.

"Теория этногенеза" и естественные науки

Гумилев считал себя "последним евразийцем". Тем не менее созданная им "теория этногенеза" напоминала евразийство только в общих чертах. С точки зрения такой науки, как история, размышления ученого нельзя считать теорией. Однако Гумилев Лев обращался в первую очередь к советской технической интеллигенции, а не к коллегам-историкам. К тому времени у технической интеллигенции созрело убеждение в том, что в Советском Союзе история - это инструмент пропаганды, а не наука, что она фальсифицирована. Исторические гипотезы Льва Николаевича вызывали скептицизм ученых, поскольку не подтверждались. Однако "теория этногенеза" в глазах почитателей Гумилева нисколько от этого не проигрывала. Лев Николаевич судил об истории с позиции естественных наук, а их научная интеллигенция считала менее скомпрометированными, чем гуманитарные.

Основные положения теории Гумилева

Гумилев создал свою теорию, пытаясь уяснить, почему в эпоху Средневековья и античности в Великой Степи наблюдались волнообразные и быстрые этнические процессы. Они, действительно, нередко были, так или иначе, связаны с изменением климатических условий. Поэтому в какой-то степени увязывание ученым ландшафта и этноса оправдано. Тем не менее "теория этногенеза" потеряла убедительность в результате абсолютизации Гумилевым роли природных факторов. Термин "пассионарность", принадлежащий Льву Николаевичу, начал жить собственной жизнью. Ученый использовал его для обозначения первоначального этнического активизма. Однако сейчас этот термин не имеет общего с гумилевской "теорией этногенеза".

15 июня 1992 г. в Санкт-Петербурге умер Лев Гумилев. Биография, семья и наследие ученого были вкратце нами рассмотрены. Теперь вы знаете, благодаря чему обрел большую популярность сын двух великих русских поэтов.

Он родился в семье поэтов Николая Гумилёва и Анны Ахматовой. В детстве он воспитывался у бабушки в имении Слепнево Бежецкого уезда Тверской губернии. Маленький Лев очень редко видел своих родителей, они были заняты своими проблемами и редко приезжали в Слепнево – родовое имение матери Николая Степановича, Анны Ивановны Гумилёвой. После того, как разразилась Первая мировая война, и следом - революция, небольшие посылки и денежные переводы из Санкт-Петербурга в небольшое имение Слепнево, находящееся в глубинке Тверской губернии, доходили редко. Родители Льва практически туда не выезжали. Отец Льва – Николай Гумилёв, одним из первых в 1914 году ушел на фронт добровольцем, а мать – Анна Ахматова недолюбливала Слепнево, и характеризовала эту деревеньку так: «То неживописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба». Но если Льву и недоставало родительской ласки, то бабушка, Анна Ивановна, компенсировала это невнимание сполна. Она была очень набожным человеком, с широким кругозором, с детства приучала Левушку к тому, что мир гораздо более разнообразен, чем представляется с первого взгляда. Она объясняла Льву - то, что мы видим на поверхности, на самом деле имеет свои корни, порой такие глубокие, что докопаться до них нелегко, а также «взгляд» в небо, в бесконечность. А значит, на любое явление нужно смотреть под этим ракурсом: корни, само дерево и ветви, которые тянутся в бесконечность. «Детство свое я помню очень туманно и толково сказать о нем ничего не могу. Известно мне только, что я был передан сразу на руки бабушке - Анне Ивановне Гумилёвой, увезен в Тверскую губернию, где у нас был сначала дом в деревне, а потом мы жили в городе Бежецке, в котором я и кончил среднюю школу. В это время я увлекся историей, и увлекся потрясающе, потому что перечитал все книги по истории, которые были в Бежецке, и по детской молодой памяти я очень много запомнил» - писал Лев Николаевич в своей автобиографии.

Лев Гумилёв с родителями - Н.С.Гумилёвым и А.А.Ахматовой.

В 1917 году, после Октябрьской революции семья покинула деревенский дом и переселилась в Бежецк, где Лев учился в средней школе до 1929 года. Уже в школе он оказался «белой вороной» и был обвинен в «академическом кулачестве» за то, что он по своим знаниям и успехам выбивался из общего ряда. И в будущем деятельность ученого из-за своей новизны, оригинальности постоянно ставила его в такое же положение.

Лев Гумилев с матерью и бабушкой, А.И.Гумилёвой. Фонтанный Дом, 1927 год.

Последний класс средней школы Лев Гумилёв закончил в 1930 году в Ленинграде, в средней школе N 67 на Первой Красноармейской улице. Он рассказывал: «Когда я вернулся обратно в Ленинград, то я застал картину очень для меня неблагоприятную. Для того чтобы закрепиться в Ленинграде, меня оставили в школе еще на один год, что пошло мне только на пользу, так как я уже мог не заниматься физикой, химией, математикой и прочими вещами (которые мне были известны), а занимался я главным образом историей и попробовал поступить на курсы немецкого языка, готовящие в Герценовский институт».

Лев Гумилев. 1926 год.

В 1930 году Лев Гумилёв подал заявление в университет, но ему было отказано в приёме из-за социального происхождения. В том же году он поступил чернорабочим на службу в трамвайное управление города «Пути и тока». Также он встал на учёт в бирже труда, которая на следующий год направила его работать в геолого-разведочный институт, известный тогда как «Институт неметаллических полезных ископаемых» Геологического комитета. В 1931 году в составе геологической поисковой экспедиции Гумилёв работал в Саянах коллектором, и об этой работе рассказывал: «Я попытался изучать геологию, но успеха никакого не имел, потому что эта наука была не моего профиля, но я тем не менее в должности наименьшей - младшего коллектора - поехал в Сибирь, на Байкал, где участвовал в экспедиции, и месяцы эти, которые я там провел, были для меня очень счастливыми, и я увлекся полевой работой».

В 1932 году Лев Гумилёв устроился научно-техническим сотрудником в экспедицию по изучению Памира, организованную Советом по исследованию производительных сил. Здесь он по своей инициативе вне рабочего времени увлекся изучением жизни земноводных животных, что не понравилось начальству, и он был вынужден оставить работу в экспедиции. Он поступил на работу малярийным разведчиком в местную малярийную станцию совхоза Догары и усиленно занимался изучением таджикско-персидского языка, овладевал секретами арабской вязи-письма. Потом, уже в университете, самостоятельно выучил и персидскую грамоту. «11 месяцев жил в Таджикистане, - вспоминал Лев Николаевич, - изучал таджикский язык. Научился я говорить там довольно бодро, бегло, это мне принесло потом большую пользу. После этого, отработав зиму опять-таки в Геологоразведочном институте, я по сокращению штатов был уволен и перешел в Институт геологии на Четвертичную комиссию с темой уже мне более близкой - археологической. Участвовал в Крымской экспедиции, которая раскапывала пещеру. Это уже было для меня гораздо ближе, понятнее и приятнее. Но, к сожалению, после того как мы вернулись, мой начальник экспедиции крупный археолог Глеб Анатольевич Бонч-Осмоловский был арестован, посажен на 3 года, и я опять оказался без работы. И тогда я рискнул и подал заявление в университет».

В 1934 году Лев Гумилёв в качестве студента исторического факультета Ленинградского университета слушал курсы по истории у В.В.Струве, Е.В.Тарле, С.И.Ковалева и других светил исторической науки. Гумилёв рассказывал: «34-й год был легким годом, и поэтому меня в университет приняли, причем самое трудное для меня было достать справку о моем социальном происхождении. Отец родился в Кронштадте, а Кронштадт был город закрытый, но я нашелся: пошел в библиотеку и сделал выписку из Большой советской энциклопедии, подал ее как справку, и, поскольку это ссылка на печатное издание, она была принята, и меня приняли на исторический факультет. Поступив на истфак, я с охотой занимался, потому что меня очень увлекли те предметы, которые там преподавались. И вдруг случилось общенародное несчастье, которое ударило и по мне, - гибель Сергея Мироновича Кирова. После этого в Ленинграде началась какая-то фантасмагория подозрительности, доносов, клеветы и даже (не боюсь этого слова) провокаций».

В 1935 году Лев Гумилёв был первый раз арестован вместе с тогдашним мужем Анны Ахматовы Пуниным и несколькими сокурсниками. Как ни странно, но обращение Анны Ахматовой к Сталину спасло Льва Гумилёва и арестованных вместе с ним студентов университета «из-за отсутствия состава преступления». Тем не менее, он был исключён из университета и позже рассказывал: «Больше всех от этого пострадал я, так как после этого меня выгнали из университета, и я целую зиму очень бедствовал, даже голодал, т. к. Николай Николаевич Пунин забирал себе все мамины пайки (по карточкам выкупая) и отказывался меня кормить даже обедом, заявляя, что он «не может весь город кормить», т. е. показывая, что я для него совершенно чужой и неприятный человек. Только в конце 1936-го года я восстановился благодаря помощи ректора университета Лазуркина, который сказал: «Я не дам искалечить жизнь мальчику». Он разрешил мне сдать экзамены за 2-й курс, что я сделал экстерном, и поступил на 3-й курс, где с восторгом начал заниматься уже не латынью на этот раз, а персидским языком, который я знал как разговорный (после Таджикистана) и учился теперь грамоте». В это время Лев Гумилёв постоянно посещал Ленинградское отделение Института Востоковедения АН СССР (ЛО ИВАН АН СССР), где самостоятельно изучил печатные источники по истории древних тюрков.

В 1937 году Гумилёв выступил с докладом в ЛО ИВАН АН СССР на тему «Удельно-лествичная система тюрков в VI-VIII веках», который спустя 22 года - в 1959 году увидел свет на страницах журнала «Советская этнография».

В начале 1938 года Лев Гумилёв снова был арестован, будучи студентом ЛГУ, и осуждён на пять лет. Гумилёв рассказывал: «Но в 1938-м году я был снова арестован, и на этот раз уже следователь мне заявил, что я арестован как сын своего отца, и он сказал: «Вам любить нас не за что». Это было совершенно нелепо, потому что все люди, принимавшие участие в «Таганцевском деле», которое имело место в 1921-м году, к 1936-му уже были арестованы и расстреляны. Но следователь капитан Лотышев не посчитался с этим, и после семи ночей избиения мне было предложено подписать протокол, который не я составлял и который я даже не смог прочесть, будучи очень избитым. Сам капитан Лотышев потом, по слухам, был расстрелян в том же 1938-м году или в начале 1939-го. Суд, трибунал меня и двух студентов, с которыми я был еле знаком (просто визуально помнил их по университету, они были с другого факультета), осудили нас по этим липовым документам с обвинением в террористической деятельности, хотя никто из нас не умел ни стрелять, ни на шпагах сражаться, вообще никаким оружием не владел. Дальше было еще хуже, потому что прокурор тогдашний объявил, что приговор в отношении меня слишком мягок, а сверх 10-ти лет по этой статье полагался расстрел. Когда мне об этом сообщили, я это воспринял как-то очень поверхностно, потому что я сидел в камере и очень хотел курить и больше думал о том, где бы закурить, чем о том, останусь я жив или нет. Но тут произошло опять странное обстоятельство: несмотря на отмену приговора, в силу тогдашней общей неразберихи и безобразия, меня отправили в этап на Беломорский канал. Оттуда меня, разумеется, вернули для проведения дальнейшего следствия, но за это время был снят и уничтожен Ежов и расстрелян тот самый прокурор, который требовал для меня отмены за мягкостью. Следствие показало полное отсутствие каких-либо преступных действий, и меня перевели на особое совещание, которое дало мне всего-навсего 5 лет, после чего я поехал в Норильск и работал там сначала на общих работах, потом в геологическом отделе и, наконец, в химической лаборатории архивариусом».

После того, как Лев Гумилёв отсидел назначенные ему пять лет, в 1943 году он был оставлен в Норильске без права выезда и работал техником-геологом. В бараке он жил по соседству с татарами и казахами и выучил татарский, а также казахский и тюркские языки. Гумилёв рассказывал: «Мне повезло сделать некоторые открытия: я открыл большое месторождение железа на Нижней Тунгуске при помощи магнитометрической съемки. И тогда я попросил - как в благодарность - отпустить меня в армию. Начальство долго ломалось, колебалось, но потом отпустили все-таки. Я поехал добровольцем на фронт и попал сначала в лагерь «Неремушка», откуда нас, срочно обучив в течение 7 дней держать винтовку, ходить в строю и отдавать честь, отправили на фронт в сидячем вагоне. Было очень холодно, голодно, очень тяжело. Но когда мы доехали до Брест-Литовска, опять судьба вмешалась: наш эшелон, который шел первым, завернули на одну станцию назад (уж не знаю, где она была) и там стали обучать зенитной артиллерии. Обучение продолжалось 2 недели. За это время был прорван фронт на Висле, я получил сразу же назначение в зенитную часть и поехал в нее. Там я немножко отъелся и, в общем, довольно благополучно служил, пока меня не перевели в полевую артиллерию, о которой я не имел ни малейшего представления. Это было уже в Германии. И тут я сделал действительно проступок, который вполне объясним. У немцев почти в каждом доме были очень вкусные банки с маринованными вишнями, и в то время, когда наша автомобильная колонна шла на марше и останавливалась, солдаты бегали искать эти вишни. Побежал и я. А в это время колонна тронулась, и я оказался один посреди Германии, правда, с карабином и гранатой в кармане. Три дня я ходил и искал свою часть. Убедившись, что я ее не найду, я примкнул к той самой артиллерии, которой я был обучен - к зенитной. Меня приняли, допросили, выяснили, что я ничего дурного не сделал, немцев не обидел (да и не мог их обидеть, их не было там - они все убежали). И в этой части - полку 1386 31-й дивизии Резерва Главного командования - я закончил войну, являясь участником штурма Берлина. К сожалению, я попал не в самую лучшую из батарей. Командир этой батареи старший лейтенант Финкельштейн невзлюбил меня и поэтому лишал всех наград и поощрений. И даже когда под городом Тойпицем я поднял батарею по тревоге, чтобы отразить немецкую контратаку, был сделан вид, что я тут ни при чем и контратаки никакой не было, и за это я не получил ни малейшей награды. Но когда война кончилась, и понадобилось описать боевой опыт дивизии, который было поручено написать нашей бригаде из десяти-двенадцати толковых и грамотных офицеров, сержантов и рядовых, командование дивизии нашло только меня. И я это сочинение написал, за что получил в виде награды чистое, свежее обмундирование: гимнастерку и шаровары, а также освобождение от нарядов и работ до демобилизации, которая должна была быть через 2 недели».

В 1945 году Лев Гумилёв после общей демобилизации вернулся в Ленинград, снова стал студентом в ЛГУ, в начале 1946 года экстерном сдал 10 экзаменов и окончил университет. За это же время он сдал все кандидатские экзамены и поступил в аспирантуру ЛО ИВАН СССР.

Летом 1946 года, будучи аспирантом, Лев Гумилёв принял участие в археологической экспедиции М.И.Артамонова в Подолии. Гумилев рассказывал: «Когда я вернулся, то узнал, что в это время мамины стихи не понравились товарищу Жданову и Иосифу Виссарионовичу Сталину тоже, и маму выгнали из Союза, и начались опять черные дни. Прежде чем начальство спохватилось и выгнало меня, я быстро сдал английский язык и специальность (целиком и полностью), причем английский язык на «четверку», а специальность - на «пятерку», и представил кандидатскую диссертацию. Но защитить ее уже мне не разрешили. Меня выгнали из Института востоковедения с мотивировкой: «За несоответствие филологической подготовки избранной специальности», хотя я сдал и персидский язык тоже. Но несоответствие действительно было - требовалось два языка, а я сдал пять. Но, тем не менее, меня выгнали, и я оказался опять без хлеба, без всякой помощи, без зарплаты. На мое счастье, меня взяли на работу библиотекарем в сумасшедший дом на 5-й линии в больницу Балинского. Я там проработал полгода, и после этого, согласно советским законам, я должен был представить характеристику с последнего места работы. А там, т. к. я показал свою работу очень хорошо, то мне и выдали вполне приличную характеристику. И я обратился к ректору нашего университета профессору Вознесенскому, который, ознакомившись со всем этим делом, разрешил мне защищать кандидатскую диссертацию». Таким образом, Лев Гумилев был допущен к защите диссертации кандидата исторических наук при ЛГУ, которая состоялась 28 декабря 1948 года.

Весной 1948 года Лев Гумилёв в качестве научного сотрудника принял участие в археологической экспедиции под руководством С.И.Руденко на Алтае, на раскопке кургана «Пазырык». После защиты кандидатской диссертации его с трудом приняли на работу научным сотрудником в «Музей этнографии народов СССР» из-за отсутствия решения ВАКа. Но решения он так и не дождался, потому что 7 ноября 1949 года снова арестован. Гумилёв рассказывал: «Меня арестовали снова, почему-то привезли из Ленинграда в Москву, в Лефортово, и следователь майор Бурдин два месяца меня допрашивал и выяснил: а) что я недостаточно хорошо знаю марксизм, для того чтобы его оспаривать, второе - что я не сделал ничего плохого - такого, за что меня можно было преследовать, третье - что у меня нет никаких поводов для осуждения, и, в-четвертых, он сказал: «Ну и нравы у вас там!». После чего его сменили, дали мне других следователей, которые составили протоколы без моего участия и передали опять-таки на Особое совещание, которое мне на этот раз дало уже 10 лет. Прокурор, к которому меня возили на Лубянку из Лефортова, объяснил мне, сжалившись над моим недоумением: «Вы опасны, потому что вы грамотны». Я до сих пор не могу понять, почему кандидат исторических наук должен быть безграмотен? После этого я был отправлен сначала в Караганду, оттуда наш лагерь перевели в Междуреченск, который мы и построили, потом в Омск, где в свое время сидел Достоевский. Я все время занимался, так как мне удалось получить инвалидность. Я действительно себя очень плохо и слабо чувствовал, и врачи сделали меня инвалидом, и я работал библиотекарем, а попутно я занимался, писал очень много (написал историю хунну по тем материалам, которые мне прислали, и половину истории древних тюрок, недописанную на воле, тоже по тем данным и книгам, которые мне прислали и которые были в библиотеке)».

В 1956 году Лев Николаевич снова вернулся в Ленинград, где его ждало глубочайшее разочарование при встрече с матерью. Вот как об этом он писал в своей автобиографии: «Когда я вернулся, то тут для меня был большой сюрприз и такая неожиданность, которую я и представить себе не мог. Мама моя, о встрече с которой я мечтал весь срок, изменилась настолько, что я ее с трудом узнал. Изменилась она и физиогномически, и психологически, и по отношению ко мне. Она встретила меня очень холодно. Она отправила меня в Ленинград, а сама осталась в Москве, чтобы, очевидно, не прописывать меня. Но меня, правда, прописали сослуживцы, а потом, когда она, наконец, вернулась, то прописала и она. Я приписываю это изменение влиянию ее окружения, которое создалось за время моего отсутствия, а именно ее новым знакомым и друзьям: Зильберману, Ардову и его семье, Эмме Григорьевне Герштейн, писателю Липкину и многим другим, имена которых я даже теперь не вспомню, но которые ко мне, конечно, положительно не относились. Когда я вернулся назад, то я долгое время просто не мог понять, какие же у меня отношения с матерью? И когда она приехала и узнала, что я все-таки прописан и встал на очередь на получение квартиры, она устроила мне жуткий скандал: «Как ты смел прописаться?!» Причем мотивов этому не было никаких, она их просто не приводила. Но если бы я не прописался, то, естественно, меня могли бы выслать из Ленинграда как не прописанного. Но тут ей кто-то объяснил, что прописать меня все-таки надо, и через некоторое время я поступил на работу в Эрмитаж, куда меня принял профессор Артамонов, но тоже, видимо, преодолевая очень большое сопротивление».

Директор Эрмитажа М.И.Артамонов взял Льва Николаевича библиотекарем «на ставку беременных и больных». Работая там библиотекарем, Гумилёв завершил работу над докторской диссертацией «Древние тюрки» и защитил её. После защиты докторской диссертации Гумилёва ректор ЛГУ член-корреспондент А.Д.Александров пригласил на работу в Научно-исследовательский институт географии при ЛГУ, где он проработал до 1986 года, до выхода на пенсию - сперва научным работником, потом - старшим научным работником. Перед выходом на пенсию его перевели в ведущие научные сотрудники. Кроме работы в НИИ он вел курс лекций в ЛГУ по «Народоведению». Позже Гумилёв рассказывал: «Меня приняли не на исторический факультет, а на географический в маленький Географо-экономический институт, который был при факультете. И это было мое самое большое счастье в жизни, потому что географы, в отличие от историков, и особенно востоковедов, меня не обижали. Правда, они меня и не замечали: вежливо кланялись и проходили мимо, но ничего дурного они мне так за 25 лет и не сделали. И наоборот, отношения были, совершенно, я бы сказал, безоблачные. В этот период я также очень много работал: оформил диссертацию в книгу «Древние тюрки», которую напечатали потому, что нужно было возражать против территориальных притязаний Китая, и как таковая моя книга сыграла решающую роль. Китайцы меня предали анафеме, а от территориальных притязаний на Монголию, Среднюю Азию и Сибирь отказались. Потом я написал книгу «Поиски вымышленного царства» о царстве пресвитера Иоанна, которое было ложно, выдумано. Я постарался показать, как в исторических источниках можно отличать правду от лжи, даже не имея параллельной версии. Эта книга имела очень большой резонанс и вызвала очень отрицательное отношение только одного человека - академика Бориса Александровича Рыбакова, который написал по этому поводу в «Вопросах истории» статью на 6 страницах, где очень сильно меня поносил. Мне удалось ответить через журнал «Русская литература», который издавал Пушкинский дом, ответить статьей, где я показал, что на этих 6 страницах академик, кроме трех принципиальных ошибок, допустил 42 фактических. И его сын потом говорил: «Папа никогда не простит Льву Николаевичу 42 ошибки». После этого мне удалось написать новую книгу «Хунны в Китае» и завершить мой цикл истории Центральной Азии в домонгольский период. Очень трудно мне было ее печатать, потому что редактор Востокиздата, которого мне дали, - Кунин такой был - он издевался надо мной так, как редактора могут издеваться, чувствуя свою полную безопасность. Тем не менее, книга, хотя и искалеченная, вышла, без указателя, потому что он переменил страницы и испортил даже составленный мною указатель. Книга была напечатана, и таким образом я закончил первую часть трудов своей жизни - белое пятно в истории Внутренней Азии между Россией и Китаем в домонгольский период».

Анна Ахматова и Лев Гумилёв.

С 1959 года труды Льва Николаевича стали печататься небольшими тиражами. В этих условиях он окунулся в работу Ленинградского отделения Всесоюзного географического общества. Через сборники общества ему удалось выпустить в свет ряд своих работ, не допущенных в официальные научные периодические издания. «Этот последний период моей жизни был для меня очень приятным в научном отношении, - писал он - когда я написал свои основные работы по палеоклимату, по отдельным частным историям Центральной Азии, по этногенезу…».

К сожалению, в бытовом плане ситуация для Льва Николаевича складывалась не очень благоприятно. Он по-прежнему ютился в маленькой комнате большой коммунальной квартиры с двенадцатью соседями, и по-прежнему не складывались его отношения с матерью – Анной Ахматовой. Вот что он писал о тех годах своей жизни: «Мать находилась под влиянием людей, с которыми я не имел никаких личных контактов, и даже в большинстве своем не был знаком, но ее они интересовали значительно больше, чем я, и поэтому наши отношения в течение первых пяти лет после моего возвращения неизменно ухудшались, в том смысле, что мы отдалялись друг от друга. Пока, наконец, перед защитой докторской, накануне дня моего рождения в 1961 году, она не выразила свое категорическое нежелание, чтобы я стал доктором исторических наук, и выгнала меня из дома. Это был для меня очень сильный удар, от которого я заболел и оправился с большим трудом. Но, тем не менее, у меня хватило выдержки и сил для того, чтобы хорошо защитить докторскую диссертацию и продолжать свою научную работу. Последние 5 лет ее жизни я с матерью не встречался. Именно за эти последние 5 лет, когда я ее не видел, она написала странную поэму, называемую «Реквием». Реквием по-русски значит панихида. Панихиду по живому человеку считается, согласно нашим древним обычаям, служить грешно, но служат ее только в том случае, когда хотят, чтобы тот, по кому служат панихиду, вернулся к тому, кто ее служит. Это было своего рода волшебство, о котором, вероятно, мать не знала, но как-то унаследовала это как древнерусскую традицию. Во всяком случае, для меня эта поэма была совершеннейшей неожиданностью, и ко мне она, собственно, никакого отношения не имела, потому что зачем же служить панихиду по человеку, которому можно позвонить по телефону. Пять лет, которые я не виделся с матерью и не знал о том, как она живет (так же как она не знала, как я живу, и не хотела, видимо, этого знать), кончились ее смертью, для меня совершенно неожиданной. Я выполнил свой долг: похоронил ее по нашим русским обычаям, соорудил памятник на те деньги, которые остались мне в наследство от нее на книжке, доложив те, которые были у меня - гонорар за книжку «Хунну».

Похороны Анны Ахматовой 10 марта 1966 года. С матерью прощается Лев Гумилёв, слева - поэты Евгений Рейн и Арсений Тарковский, крайний справа - Иосиф Бродский.

В 1974 году Гумилёв защитил вторую докторскую диссертацию, на этот раз по географическим наукам, которую ВАК не утвердил по причине того, что «она выше докторской, поэтому и не докторская». Эта работа, известная под названием «Этногенез и биосфера Земли», спустя 15 лет в 1989 году вышла отдельной книгой и была раскуплена в течение одного-двух дней со склада издательства ЛГУ. Заслуги Льва Гумилёва, как в области научных исследований, так и в педагогической деятельности упорно игнорировались. Это было одной из причин того, что Гумилёв не был удостоен даже звания профессора, и каких-либо правительственных наград или почётных званий. Но, не смотря на все эти неприятности, Лев Николаевич с огромным удовольствием выступал с лекциями и перед студентами и перед обычными слушателями. Его лекции по этногенезу пользовались неизменным успехом. Гумилёв рассказывал: «Обычно студенты часто смываются с лекций (это не секрет, об этом часто ставился вопрос на Ученом совете: как их надо записывать и принуждать к посещению). С моих лекций студенты перестали смываться после второй или третьей лекции. После этого стали ходить сотрудники института и слушать, что я читаю. После этого, когда я уже стал излагать курс более подробно и отработал его в ряде предварительных лекций, ко мне стали ходить вольнослушатели со всего Ленинграда. И наконец, кончилось тем, что меня вызвали в Новосибирск в Академгородок, где я прочел специальный сокращенный курс и имел большой успех: народ приезжал даже из самого Новосибирска в Академгородок (это час езды на автобусе). Народу было так много, что дверь запирали, но так как там в Академгородке все по преимуществу «технари», то они довольно быстро умели открыть этот замок и проходили в помещение. В зал пускали только по билетам, но там были две двери - в одну впускали, другая была закрытая. Так, вошедший подходил к закрытой двери, под нее подсовывал билет, его товарищ брал и снова проходил. Чем я объясняю успех своих лекций? Отнюдь не своими лекторскими способностями - я картавый, не декламацией и не многими подробностями, которые я действительно знаю из истории и которые включал в лекции, чтобы легче было слушать и воспринимать, а той основной идеей, которую я проводил в этих лекциях. Идея эта заключалась в синтезе естественных и гуманитарных наук, то есть я возвысил историю до уровня естественных наук, исследуемых наблюдением и проверяемых теми способами, которые у нас приняты в хорошо развитых естественных науках - физике, биологии, геологии и других науках. Основная идея такова: этнос отличается от общества и от общественной формации тем, что он существует параллельно обществу, независимо от тех формаций, которые оно переживает и только коррелирует с ними, взаимодействует в тех или иных случаях. Причиной образования этноса я считаю особую флуктуацию биохимической энергии живого вещества, открытую Вернадским, и дальнейший энтропийный процесс, то есть процесс затухания толчка от воздействия окружающей среды. Каждый толчок рано или поздно должен затухнуть. Таким образом, исторический процесс представляется мне не в виде прямой линии, а в виде пучка разноцветных нитей, переплетенных между собой. Они взаимодействуют друг с другом разным способом. Иногда они бывают комплиментарны, т. е. симпатизируют друг другу, иногда, наоборот, эта симпатия исключается, иногда это идет нейтрально. Каждый этнос развивается как любая система: через фазу подъема к акматической фазе, т. е. фазе наибольшего энергетического накала, затем идет довольно резкий спад, который выходит плавно на прямую - инерционную фазу развития, и как таковой он затем постепенно затухает, сменяясь другими этносами. К социальным соотношениям, например к формациям, это не имеет прямого взаимоотношения, а является как бы фоном, на котором развивается социальная жизнь. Эта энергия живого вещества биосферы всем известна, все ее видят, хотя отметил ее значение я первый, и сделал я это, размышляя в тюремных условиях над проблемами истории. Я обнаружил, что у некоторых людей в большей или меньшей степени существует тяга к жертвенности, тяга к верности своим идеалам (под идеалом я понимаю далекий прогноз). Эти люди в большей или меньшей степени стремятся к осуществлению того, что для них является более дорогим, чем личное счастье и личная жизнь. Этих людей я назвал пассионариями, а качество это я назвал пассионарностью. Это не теория «героя и толпы». Дело в том, что эти пассионарии находятся во всех слоях того или иного этнического или общественного коллектива, но количество их плавно снижается со временем. Но цели у них иногда бывают единые - правильные, подсказанные нужной в данном случае доминантой поведения, а в ином случае - противоречат им. Поскольку это энергия, то она от этого не меняется, она просто показывает степень их (пассионариев) активности. Эта концепция позволила мне определить, почему возникают подъемы и спады народов: подъемы, когда количество таких людей увеличивается, спады - когда оно уменьшается. Есть посредине оптимальный уровень, когда этих пассионариев столько, сколько нужно для выполнения общих задач государства, или нации, или класса, а остальные работают и соучаствуют в движении вместе с ними. Эта теория категорически противоречит расовой теории, которая предполагает наличие прирожденных качеств, присущих тем или иным народам за все время существования человечества, и «теории героя и толпы». Но герой может вести ее только тогда, когда в толпе он встречает отзвук у людей менее пассионарных, но тоже пассионарных. Применительно к истории эта теория оправдала себя. И именно для того, чтобы понять, как возникли и погибли Древний Рим, Древний Китай или Арабский халифат, ко мне и ходили люди. Что касается применения этого в современности, то это может сделать любой человек, у которого достаточная компетенция в области новой истории, и осознать, какие перспективы есть, скажем, у Западного мира, у Китая, у Японии и у нашей родины России. Дело в том, что к этому я присоединил географический момент - жесткую связь человеческого коллектива с ландшафтом, т. е. понятие «Родина», и со временем, т. е. понятие «Отечество». Это как бы 2 параметра, которые, перекрещиваясь, дают нужную точку, фокус, характеризующий этнос. Что касается нашей современности, я скажу, что, по моей концепции, преимущество пассионарного напряжения стоит на стороне Советского Союза и входящих в него братских народов, которые создали систему, относительно Западной Европы молодую, и поэтому имеют больше перспектив для того, чтобы устоять в той борьбе, которая время от времени с XIII века возникала и, видимо, будет возникать и дальше. Но о будущем я говорить, естественно, не могу...».

Непростой ситуацией оказалась история с наследством Анны Ахматовой, за которое Льву Николаевичу пришлось судиться три года, потратив немало сил и здоровья. Лев Гумилёв рассказывал: «После смерти моей матери зашел вопрос о ее наследии. Единственным наследником был признан я, тем не менее, все имущество моей матери, как вещи, так и то, что дорого для всего Советского Союза - ее черновики, было захвачено ее соседкой Пуниной (по мужу Рубинштейн) и присвоено ею себе. Так как я обратился в Пушкинский дом и предложил принять на хранение в архив все литературное наследство моей матери, то Пушкинский дом подал в суд, от которого почему-то довольно быстро отошел, предоставив вести суд мне лично, как обиженному человеку. Три года длился этот процесс, причем захват Пуниной этого имущества и продажа, или, вернее, распродажа его в разные советские учреждения (далеко не полностью, часть она оставила себе), он вызвал осуждение в Ленинградском городском суде, который постановил, что деньги получены Пуниной незаконно. Но почему-то Верховный суд РСФСР, судья Пестриков, объявил, что суд считает, что все украденное подарено, и постановил, что я никакого отношения к наследству своей матери не имею, потому что она все подарила Пуниной, несмотря на то, что не только документа на это не было, но и сама Пунина этого не утверждала. Это произвело на меня очень тяжелое впечатление и значительно повлияло на мою работу в смысле ее эффективности».

В 1967 году судьба подарила Льву Николаевичу знакомство с художником-графиком из Москвы Наталией Викторовной Симоновской. Она была известным художником-графиком, членом МОСХа, но оставила уютный быт в Москве и разделила со Львом Гумилёвым двадцать пять лет травли, слежки и замалчивания его трудов. И все эти годы была рядом, жила его миром, между его настоящими и мнимыми друзьями, истинными и псевдоучениками, «наблюдателями» и просто любопытствующими. Кормила и поила всех приходящих ко Льву Николаевичу. Расстраивалась, когда предавали ученики, когда не печатали и уродовали правками книги мужа. Она была не только женой и другом, но и соратником. В интервью она рассказывала: «Мы познакомились со Львом Николаевичем в 1969 году. Наша жизнь началась в жутком «клоповнике» - куммуналке, каких уже нет даже в Петербурге. Мы прожили вместе счастливую жизнь. Это не противоречит тому, что я написала: счастливую - и трагическую. Да, его всю жизнь беспокоила и манила истина. Историческая – и он пустился на поиски ее, написав много книг. И человеческая – потому что он верующий и очень богословски одаренный человек, понимал, что человек подвержен влиянию страстей и искушению дьявола, но что Божественное в нем должно побеждать».

Лев Гумилёв на прогулке с женой Натальей Викторовной.

В конце жизни Лев Николаевич писал в своем Автонекрологе: «Единственное мое желание в жизни (а я сейчас уже стар, мне скоро 75 лет) - это увидеть мои работы напечатанными без предвзятости, со строгой цензурной проверкой и обсужденными научной общественностью без предвзятости, без вмешательства отдельных интересов тех или иных влиятельных людей или тех глупых, которые относятся к науке не так, как я, то есть использующих ее для своих личных интересов. Они вполне могут оторваться от этого и обсудить проблемы правильно - они достаточно для этого квалифицированы. Услышать их беспристрастные отзывы и даже возражения - это последнее, что я хотел бы в своей жизни. Разумеется, обсуждение целесообразно в моем присутствии, по процедуре защиты, когда я отвечаю каждому из выступающих, и при лояльном отношении присутствующих и президиума. Тогда я уверен, что те 160 моих статей и 8 книг общим объемом свыше 100 печатных листов получат должную оценку и послужат на пользу науке нашего Отечества и ее дальнейшему процветанию».

Льва Николаевича Гумилёва лишь условно можно назвать историком. Он - автор глубоких, новаторских исследований по истории кочевников Срединной и Центральной Азии в период с III века до нашей эры по XV век нашей эры, исторической географии - изменения климата и ландшафта того же региона за тот же период, создатель теории этногенеза, автор проблем палеоэтнографии Средней Азии, истории тибетских и памирских народов в I тысячелетии нашей эры. В его трудах огромное внимание было уделено проблеме Древней Руси и Великой Степи, освещаемое с новых позиций.

К сожалению, с поэтическим наследием Льва Николаевича широкая публика познакомилась только недавно. И это - неудивительно, потому что поэтическим творчеством Гумилёв занимался только в молодости – в 1930 годы и позже, в Норильском лагере, в 1940-е годы. Вадим Кожинов писал: «Несколько опубликованных стихотворений в последние годы его (Л.Н.Гумилёва) не уступают по своей художественной силе поэзии его прославленных родителей» - то есть классиков русской литературы Николая Гумилёва и Анны Ахматовой.

Качается ветхая память
В пространстве речных фонарей
Стекает Невой мех камнями,
Лежит у железных дверей.

Но в уличный камень кровавый
Ворвались огни из подков
И выжгли в нем летопись славы
Навек отошедших веков.

Сей каменный шифр разбирая
И смысл узнавая в следах,
Подумай, что доля святая
И лучшая – память в веках.

1936 год.

Одно из его стихотворений «Поиски Эвридики» было включено в антологию русской поэзии XX века «Строфы века» под редакцией Евгения Евтушенко.

ПОИСКИ ЭВРИДИКИ

Лирические мемуары

Вступление.

Горели фонари, но время исчезало,
В широкой улице терялся коридор,
Из узкого окна ловил мой жадный взор
Бессонную возню вокзала.
В последний раз тогда в лицо дохнула мне
Моя опальная столица.
Все перепуталось: дома, трамваи, лица
И император на коне.
Но все казалось мне: разлука поправима.
Мигнули фонари, и время стало вдруг
Огромным и пустым, и вырвалось из рук,
И покатилось прочь – далеко, мимо,
Туда, где в темноте исчезли голоса,
Аллеи лип, полей борозды.
И о пропаже мне там толковали звезды,
Созвездья Змия и созвездья Пса.
Я думал об одном средь этой вечной ночи,
Средь этих черных звезд, средь этих черных гор -
Как милых фонарей опять увидеть очи,
Услышать вновь людской, не звездный разговор.
Я был один под вечной вьюгой -
Лишь с той одной наедине,
Что век была моей подругой,
И лишь она сказала мне:
“Зачем вам трудиться да раниться
Бесплодно, среди темноты?
Сегодня твоя бесприданница
Домой захотела, как ты.
Там бредит созвездьями алыми
На окнах ушедший закат.
Там ветер бредет над каналами
И с моря несет аромат.
В воде, под мостами горбатыми,
Как змеи плывут фонари,
С драконами схожи крылатыми
На вздыбленных конях цари”.
И сердце, как прежде, дурманится,
И жизнь весела и легка.
Со мною моя бесприданница -
Судьба, и душа, и тоска.

1936 год.

Список таких авторитетных отзывов можно было бы и продолжить. Правда, сам Лев Николаевич не очень ценил свой поэтический талант, а, может быть, и не хотел, чтобы его сравнивали с его родителями. Поэтому значительная часть его творческого наследия оказалась утраченной. Но в конце своей жизни Лев Николаевич вернулся к этой стороне своего творчества и даже задумывал опубликовать кое-что из своих поэтических произведений. Обладая феноменальной памятью, Гумилёв восстановил их, расположив по циклам. Но выполнить этот свой замысел он не успел, и при его жизни были опубликованы лишь две поэмы и несколько стихотворений, да и то - в малотиражных, практически недоступных для широкого читателя сборниках. К 90-летию со дня рождения Льва Гумилёва в Москве вышел сборник «Чтобы свеча не погасла», в который впервые наряду с культурологическими статьями и эссе вошла большая часть его поэтических произведений. Однако ни одного полного собрания его литературных произведений так до сих пор и не появилось, хотя он был великолепным знатоком русской литературы вообще, и поэзии - в частности. Не зря он сам себя однажды назвал «последним сыном Серебряного века». Лев Гумилёв довольно много занимался также и стихотворными переводами, в основном, с языков Востока. Это была работа, которую он делал, главным образом, для заработка, но, тем не менее, относился к ней очень серьезно. В свое время его переводы заслужили похвальные отзывы некоторых известных поэтов. Но они также были напечатаны в малотиражных сборниках и поэтому не очень доступны широкой аудитории.

В 1990 году Лев Гумилёв перенес инсульт, но продолжал работать. Сердце Льва Николаевича остановилось 15 июня 1992 года.

Лев Гумилёв был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

После смерти мужа Наталья Викторовна заботилась об увековечении его имени и развитии идей, вошла в попечительский совет Фонда Льва Николаевича Гумилёва. Беспокоясь о научном продолжении этнологических исследований, участвовала, пока позволяло здоровье, в проведении Гумилёвских чтений, регулярно устраиваемых Фондом в Санкт-Петербургском государственном университете. Она успела оставить воспоминания о жизни со Львом Николаевичем. Став наследницей авторских прав на труды Гумилёва, она оказалась в непростой ситуации с изданием его трудов. Идеи Гумилёва, при его жизни замалчиваемые, после смерти стало возможным обратить в деньги, и использовать в политических играх. Интересы многих людей пересеклись на его рукописях, Наталья Викторовна и ученики Гумилёва оказались в средоточии этих конфликтов. Результатом стали многочисленные неакадемические издания ученого. И - пренебрежение к его памяти. Достаточно сказать, что памятник на кладбище и мемориальную доску на доме, где он жил, установили благотворители (мэрия Санкт-Петербурга и постпредство Татарстана в СПб). Наталья Викторовна передала квартиру Льва Николаевича городу для организации в ней не просто музея, но и научного центра. Она мечтала, чтобы идеи мужа жили и работали для нашей многонациональной страны. Однако пока научного центра нет, а есть филиал при Музее Анны Ахматовой, и есть опасность, что научные труды Льва Гумилёва затеряются под грузом поэтического наследства великой матери. И для потомков не будет ученого Льва Гумилёва, а лишь герой «Реквиема»...

4 сентября 2004 года Наталья Викторовна скончалась на 85-м году жизни, и урна с ее прахом была захоронена рядом с могилой ее мужа.

В августе 2005 года в Казани Льву Гумилёву был поставлен памятник. По инициативе президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в 1996 году в казахской столице Астане именем Гумилёва был назван один из ведущих вузов страны, Евразийский Национальный университет имени Льва Гумилёва. В 2002 году в стенах университета был создан кабинет-музей Льва Гумилёва. Также имя Льва Гумилёва носит средняя школа № 5 города Бежецка Тверской области.

Бежецк. Николай Гумилёв, Анна Ахматова и Лев Гумилёв.

О Льве Гумилёве был снят документальный фильм «Преодоление хаоса».

Your browser does not support the video/audio tag.

Текст подготовила Татьяна Халина

Использованные материалы:

Материалы сайта www.levgumilev.spbu.ru
Л.Н.Гумилёв «Автонекролог»
Материалы сайта www.gumilevica.kulichki.net
Материалы сайта www.kulichki.com
Лурье Я.С. Древняя Русь в сочинениях Льва Гумилёва. Научно-просветительский журнал «Скепсис». Опубликовано в журнале «Звезда», 1994
Сергей Иванов «Лев Гумилёв как феномен пассионарности» - Неприкосновенный запас. - 1998. - № 1.

1 октября 2012 года исполняется сто лет со дня рождения русского ученого, историка‑этнолога, поэта, переводчика Льва Николаевича Гумилева.

Русский ученый, историк‑этнолог, поэт, переводчик Лев Николаевич Гумилев родился 1 октября (18 сентября по ст.ст.) 1912 года в Петербурге в семье русских поэтов Николая Степановича Гумилева и Анны Андреевны Ахматовой.

С 1912 по 1916 годы Лев Гумилев жил у бабушки Анны Ивановны Гумилевой в Царском Селе, под Санкт‑Петербургом, с 1916 по 1918 год ‑ в родовом имении Слепнево и в Бежецке (Тверская область).
В августе 1921 года по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре его отец Николай Гумилев был арестован и расстрелян.
В 1929 году Лев Гумилев окончил школу в Бежецке и переехал к матери в Ленинград (ныне - Санкт‑Петербург).
В 1929‑1930 годах Гумилев учился в единой трудовой школе № 67 в Ленинграде и жил вместе с матерью в Фонтанном Доме. Первая его попытка поступить в Педагогический институтне удалась: дворянских детей не брали в высшие учебные заведения.
В ноябре‑декабре 1930 года работал чернорабочим в Службепути и тока.
Весной 1931 года был принят на работу коллектором в Геологический комитет (Геолком), работал в Прибайкальскойгеологической экспедиции.
В 1932 году работал лаборантом в экспедиции в Средней Азии, затем ‑ малярийным разведчиком в совхозе "Дангара", учил таджикский язык. По возвращении в Ленинград устроился коллектором в Центральный научно‑исследовательский геологоразведочный институт цветных и благородных металлов (ЦНИГРИ).
В 1933 году Лев Гумилев был научно‑техническим сотрудником Геологического института Академии наук (ГИНАН), работал в Крыму в составе нескольких экспедиций.
В декабре 1933 года Гумилев был арестован, обвинение не было предъявлено.
В 1934 году он поступил в Ленинградский государственный университет (ЛГУ) на восстановленный исторический факультет. В 1934‑1936 годах работал в составе нескольких археологических экспедиций.
23 ноября 1934 года вместе с несколькими студентами был арестован. 3 декабря 1934 года, после письма Анны Ахматовой Иосифу Сталину, все были освобождены.
10 марта 1938 года Лев Гумилев был снова арестован, 28 сентября 1938 года суд военного трибунала приговорил его к десяти годам заключения с поражением в правах на четыре года и с конфискацией имущества. Для отбывания срока он был отправлен под Медвежьегорск на строительство Беломорканала.
В 1939 году в результате пересмотра дела приговор был изменен: пять лет лагерей (с зачетом тюремного заключения и работы на строительстве Беломорканала). Гумилев был отправлен в исправительно‑трудовой лагерь в Норильск.
С октября 1939 года по март 1943 года он работал в Норильске, в основном на шахте.
10 марта 1943 года по окончании срока освобожден из заключения и оставлен на вольном поселении.
С марта 1943 года по октябрь 1944 года работал геотехником в геофизической экспедиции на Хантайском озере и под Туруханском в Красноярском крае.
В октябре 1944 года Лев Гумилев ушел добровольцем на фронт, принимал участие в боях в Восточной Пруссии и при взятии Берлина. Был награжден медалями "За взятие Берлина" и "За победу над Германией".
В октябре 1945 года был демобилизован, вернулся в Ленинград и восстановился в университете.
В 1946 году Гумилев окончил университет и поступил в аспирантуру Института востоковедения Академии наук (ИВАН).
После исключения Анны Ахматовой из Союза писателей в 1946 году, в декабре 1947 года Лев Гумилев был отчислен из аспирантуры с формулировкой: "за несоответствие филологической подготовки избранной специальности", хотя его диссертация уже была написана, кандидатские экзамены были сданы.
С февраля по май 1948 года он работал библиотекарем в Психотерапевтической клинике им. М. И. Балинского, с мая по ноябрь был научным сотрудником Горно‑Алтайской экспедиции, принимал участие в раскопках одного из каменных курганов в долине Пазырык на Алтае.
28 декабря 1948 года защитил кандидатскую диссертацию на тему "Политическая история первого тюркского каганата. VI-VIII вв. н. э.".
В 1949 году работал старшим научным сотрудником Государственного музея этнографии (ГМЭ), участвовал в работах Саркельской археологической экспедиции.

В том же году был принят в число действительных членов Географического общества при Академии наук СССР.

6 ноября 1949 года Лев Гумилев вновь был арестован и приговорен к десяти годам исправительно‑трудовых лагерей. С 1949 по 1956 год отбывал срок в лагерях в поселке Чурбай‑Нура под Карагандой, в поселке Ольжерас и под Омском. В тот период он много болел, но продолжал работу над книгой по истории Срединной Азии.

В декабре того же года был принят на работу в Государственный Эрмитаж в Центральную научную библиотеку.

С 1957 по 1962 годы возглавлял работы Астраханской археологической экспедиции Эрмитажа.

В 1959 году Гумилев возглавлял секцию этнографии в Ленинградском отделении Всесоюзного географического общества (ВГО).

В ноябре 1961 года Гумилев защитил докторскую диссертацию по теме "Древние тюрки".

В 1962 году он перешел на работу в Научно‑исследовательский географо‑экономический институт ЛГУ (НИГЭИ) при географическом факультете.

5 март 1966 года умерла Анна Ахматова. Лев Гумилев добился отпевания матери по церковному обряду, началось судебное разбирательство о наследстве Ахматовой.

В том же году вышла из печати его книга "Открытие Хазарии", Гумилев познакомился в Москве с художницей Наталией Симоновской, ставшей впоследствии его женой.
В 1970 году были напечатаны статьи Гумилева по истории, исторической географии, кочевниковедению и этнографии; продолжение цикла статей "Ландшафт и этнос", опубликована книга "Поиски вымышленного царства", вызвавшая большой интерес у читателей, и одновременно всплеск недоброжелательной критики.
В 1971 году публикации и выступления Льва Гумилева стали известны за границей, его статьи печатались в зарубежных журналах. В 1972 году в Варшаве (Польша) была напечатана книга "Древние тюрки", а в Турине (Италия) ‑ "Хунну". В 1973 году в Польше вышла его книга "Поиски вымышленного царства".

В 1974 году в журнале "Вопросы истории СССР" была напечатана жесткая критическая статья (автор ‑ доктор исторических наук Виктор Козлов), после которой статьи и книги Гумилева перестали печатать. Ответ Гумилева на критику опубликован не был.

В мае того же года Гумилев защитил вторую докторскую диссертацию, по географии, ‑ "Этногенез и биосфера Земли".

В 1976 году Высшая аттестационная комиссия (ВАК) отказала Льву Гумилеву в присуждении степени доктора географических наук. Начался период "замалчивания": труды Гумилева не печатались, статьи возвращались из редакций. Однако его лекции приобрели широкую известность, некоторые статьи печатались в "ненаучных" журналах: в эти годы началось его сотрудничество с журналом "Декоративное искусство".

С 1981 по 1986 год публикации Гумилева были запрещены, Сибирское отделение АН отказалось печатать книгу "Этногенез и биосфера Земли". В то же время его по‑прежнему приглашали читать лекции в научные сообщества в разные города, а также для консультаций на киностудии, радио и телевидение.

В 1987 году Гумилев обратился с письмом в Отдел науки и учебных заведений при ЦК КПСС, после чего запрет на публикации был снят.

В 1988 году вышло 22 публикации ученого. Одна из самыхзначимых публикаций - "Биография научной теории, или Автонекролог" в журнале "Знамя" и в двух номерах журнала "Нева" под названием "Апокрифический диалог".

В 1989 году в издательстве ЛГУ вышла книга "Этногенез и биосфера Земли" (ставшая одним из основных трудов Гумилева), в Баку в журнале "Хазар" был напечатан историко‑психологический этюд "Черная легенда".

Осенью того же года у Гумилева произошел инсульт.

В 1990 году были опубликованы монографии "Этногенез и биосфера Земли", "Древняя Русь и Великая степь" (ей впоследствии была присуждена премия им. А. В. Луначарского) и "География этноса в исторический период" ‑ курс лекций по народоведению (оригинальное название: "Конец и вновь начало").

29 декабря 1990 года он был избран действительным членом Российской академии естественных наук.

В 1991 году продолжились публикации его книг и статей, на радио и телевидении были организованы циклы лекций.

15 июня 1992 года после тяжелой и продолжительной болезни Лев Гумилев скончался и был похоронен на Никольском кладбище Александро‑Невской лавры в Санкт‑Петербурге.

1 октября 1992 года Гумилев был удостоен премииим. X. 3. Тагиева (Азербайджан) (посмертно) за книгу "Тысячелетие вокруг Каспия".

В декабре того же года вышла из печати его последняя книга "От Руси до России", сигнальный экземпляр которой он успел увидеть в больнице.

Гумилев - автор свыше 200 статей и 12 монографий, лекций по народоведению, стихов, драм, рассказов и поэтических переводов. Его учение о человечестве и этносах как биосоциальных категориях является одной из самых смелых теорий о закономерностях в историческом развитии человечества и до сих пор вызывает острую полемику.

В 1995 году книга Льва Гумилева "От Руси до России" получила премию "Вехи", а в 1996 году она была рекомендована как факультативный учебник по истории для 8‑11 классов средней школы. В том же году книга "Древняя Русь и Великая Степь" была признана Книжной палатой лучшей книгой года.

В 2003 году в центре города Бежецка был открыт памятник Льву Гумилеву, Николаю Гумилеву и Анне Ахматовой работы скульптора Андрея Ковальчука.

В августе 2005 года был открыт памятник Льву Гумилёву в Казани.

В 1996 году в Астане (Казахстан) именем Гумилева назван один из ведущих вузов страны, Евразийский Национальный университет имени Л. Н. Гумилева.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Лев Николаевич Гумилев родился в 1912 году в Царском селе в семье Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Вскоре родители разошлись, мальчик воспитывался бабушкой. Сначала Лев жил в родовом имении Слепнево Бежецкого уезда, а после революции – в Бежецке, где посещал школу. В это время Гумилев заинтересовался историей и перечитал, по его словам, все книги по теме в местной библиотеке.

В 1929 году Гумилев вернулся в Ленинград, к матери. Пробовал поступить в пединститут, но из-за дворянского происхождения приемная комиссия отказалась принимать документы. Гумилеву пришлось устроиться чернорабочим, а затем коллектором в Геологический комитет, где он участвовал в экспедициях, в том числе в Таджикистан.

В 1934 году юноша поступает в ЛГУ на исторический факультет, однако через год его и мужа Ахматовой арестовывают, но вскоре по ходатайству матери отпускают. В 1939 году Гумилев снова попадает под арест. Молодого человека приговорили к пяти годам лагерей и этапировали в Норильлаг. В заключении Гумилев общался с интеллигенцией, писал стихи. В 1944 году Льва призвали на фронт. После войны демобилизовался, окончил экстерном несколько курсов и стал аспирантом Института востоковедения Академии наук (ИВАН).

В январе 1949 года Гумилев устроился научным сотрудником в Музей этнографии народов СССР, в этом же году вышла первая статья ученого «Статуэтки воинов из Туюк-Мазара». Большим ударом для Гумилева стал очередной арест в 1949 году, который подорвал его здоровье. Смерть Сталина в 1953 году смягчила условия ссылки: молодой ученый переписывался с матерью, которая высылала ему книги для работы над историей хунну. После освобождения в 1956 году Гумилев поселился в Ленинграде и устроился старшим научным сотрудником в библиотеке Эрмитажа, где обрабатывал материалы, собранные в заключении. С 1959 года статьи Гумилева печатают в журналах «Советская археология», «Вестник древней истории» и др.

В 1960 году вышла в свет первая книга Гумилева «Хунну: Срединная Азия в древние времена». Несмотря на критику работы, связанную с устаревшими источниками, она была замечена в научном мире, так как сведения о хунну до этого были немногочисленны.

В 1961 году Гумилев защитил докторскую диссертацию на тему «Древние тюрки. История Срединной Азии на грани Древности и Средневековья (VI-VIII вв.)».

Во время экспедиций по Волге занимался проблемой хазар и хазарского государства. Тогда же Гумилев впервые высказал свои предположения о том, что климат влиял на жизнь и политический строй народов Евразии. В это же время работы Гумилева переводят на иностранные языки.

Начиная с 1964 года, Гумилев разрабатывает свою главную пассионарную теорию этногенеза. Ученый описал 40 циклов этногенеза для различных народов и вывел понятие пассионарных толчков, которые меняли ход истории. На основе этой теории Гумилев собирался защитить вторую докторскую диссертацию, уже в области географии, однако работа не была одобрена и вызвала много споров о ее научности. Позже труд Гумилева лег в основу книги «Этногенез и биосфера Земли», которая официально была выпущена только в 1989 году вместе с работой «Древняя Русь и Великая степь».

В 1990 году Гумилев выступал на телевидении и читал лекции, несмотря на ухудшающееся здоровье. В конце жизни Гумилев стал популярным ученым и умер на пике славы в 1992 году.